Призраки прошлого

За несколько месяцев мы стали в конец истрепаны и измотаны. Император терял обученных крепких воинов, все чаще восполняя поредевшие ряды обычными мужиками из крестьян, которые зачастую и понятие не имели куда и зачем их посылают. В один такой день лошадь посыльного, отправленного с важным зашифрованным донесением, адресованным дерру Истерроса спустя час после отбытия вернулась обратно в лагерь без хозяина. Стало очевидно, что курьер попал в беду, и письмо перехвачено. Интуиция кричала о бессмысленности дальнейших поисков, как правило она меня не подводила, но командор решил иначе — рискнуть и вернуть ценный пакет обратно. На его поиски, кроме самого командора отправился я и еще четыре наших воина. Спустя некоторое время блуждания по лесу мы обнаружили след лошади, и пораженного стрелой мертвого посыльного, а еще в нескольких ярдов в глубоком сугробе сумку, которая оказалась выпотрошенной. Естественно, бумаги были изъяты. Осмотревшись, мы услышали слабые, приглушенные стоны, и снова обыскали близлежащую территорию. Пред нашими глазами предстала старшая картина: накрытая лапником яма — ловушка, в которую угодили пятеро истерросцев, по всей видимости, попавших в нее накануне. Троих колья пропороли насквозь, двое же были серьезно ранены, но еще дышали. С помощью веревки нам удалось их вытащить и отправить обратно в лагерь, но прикрывая отход мне в руку чуть ниже плеча угодила — таки меткая стрела противника, а предыдущая сразила наповал одного нашего лучника. Это оказалась спланированная засада валлийцев, хитрый план который они блистательно провернули.

А дальше… мутная пелена перед глазами, и дикое жжение в области пораженного места, стремительно расползающееся по всему телу. Очнулся в подвале, в бреду, без оружия, сколько времени я провел там — не знаю. Уловил ряд вопросов на непонятном языке: смесь валлийского с неизвестным наречием, которые игнорировал. Здесь же оказались еще с десяток наших солдат, прибывающих в самом плачевном состоянии. Кто — то стонал, но подавляющая часть уже не дышала. Смутно помню глаза женщины с лицом, закрытым платком, которая влила мне в рот горькую настойку, помню, как упирался, отбивался и кричал, не желая ее принимать. Уже потом предположил, что напиток содержал лекарство или противоядие, во всяком случае спустя сутки кризис миновал. Вскоре про меня забыли, попросту бросили в этой каменной, зловонной яме.

— Меч «Коготь дракона», который был утрачен в ходе схватки. Думаете, противник не смог опознать владельца оружия? Признайтесь, вы рассчитывали, что дерр обменяет вас на некие уступки в пользу неприятеля?

— А разве от противника такие предложения поступали? Официально я значусь, как Бранндон о'Майли и мое отцовство документально не установлено. Лично я ни на что не рассчитывал. Сильно сомневаюсь, что Аарон таал ри Грей отдал бы за мою жизнь и ломанного гроша.

Сыграть на родительских чувствах, торговаться для злоумышленника заведомо провальный вариант. Седрик другое дело — он наследный принц, а я бастард и этим все сказано. Все связи, как и общение с окружением отца я порвал еще пять лет назад, когда навсегда покинул дворец и вступил на службу в армию Истерроса.

— Кто может подтвердить характер вашего ранения?

— Те, кто был со мной в валлийском подвале, ныне они мертвы. Вид и глубина раны подробно описаны в заключении лекаря уже в Талассе.

В нем же указаны повреждение мягких тканей, типичные при попадании валлийского яда в организм. Об этом мне поведал сам лекарь, осмотревший сотни трупов воинов, павших от этой отравы.

— Валлийка дала противоядие. Кто она и почему по — вашему это сделала?

— Имя девушки, как и мотивы ее поступков мне не известны.

Действительно, чем руководствуется человек, идя на столь отчаянный и противозаконный шаг, оказывая помощь обреченному врагу, кроме как состраданием, симпатией или любовью? Зачем вообще меня туда притащили? Если бы валлийцы хотели выведать ценную информацию или обменять вряд ли бросили бы связанным по рукам и ногам вместе с мертвецами без еды и воды на целую неделю. В любом случае, по моим подсчетам именно столько я провел там, в темноте, среди смрада разлагающихся тел, прежде чем трупы наконец убрали, а она явилась вновь с куском хлеба и кружкой воды.

Шаали приходила с наступлением темноты, мазала плечо, что — то шептала, гладила по волосам. Помню обжигающий поцелуй, и горячие слезы, падающие мне на грудь. Уже упоминал, что раны на мне заживали поразительно быстро, и эта не стала бы смертельной, большее разрушение оказал яд, попавший в кровоток. Когда я чуть окреп, ее ласки стали смелее. Она протяжно пела на родном языке мелодичные, грустные песни. Должно быть, я напомнил ей кого — то дорогого и далекого, кого она имела несчастье потерять на этой войне. Ее губы умоляли, а руки просили дать больше, и я поддался… Вспоминать больно, ведь воин не должен иметь слабости, а она ею стала. После той, памятной ночи она пришла лишь раз — перерезать веревки и открыть замок подвала.

Так я сбежал, вернулся в лагерь к своим и снова встал в ряды истерросцев, ведь вопрос не в том, КОГДА умереть, а в том, КАК и во имя чего. Сознавал, что обречен… С той минуты, как попал в плен начался обратный отсчет. Качели. От преступления до возмездия, от выздоровления до неминуемого суда Военного трибунала.

За время моего отсутствия наступательная операция ценой многочисленных человеческих жертв продвинулась к столице Валери, где состоялся первый настоящий полноценный бой, а не игры в прятки. Десять тысяч истерросцев против шеститысячной армии валлийцев. Голубое знамя с кровавым солнцем против оранжевого неба с черными воронами. Их конница против нашей пехоты. Несмотря на численный перевес нас просто теснили в ловушку, прижимая со всех сторон острыми копьями. Постепенно круг смыкался, образуя грязное месиво тел, где уже не различишь своих и чужих. Кто — то перешел на рукопашный, пуская в ход зубы и ногти. Остаться живым в таком бою словно заново родиться, сохранить жизнь барахтаясь, измазанным с головы до ног жидкой мешаниной из раскисшего мокрого снега, земли, людской и лошадиной крови, развороченных кишок и вытекшего дерьма. И только глаза воинов по — прежнему блестели взирая вокруг лютой, звериной ненавистью, глаза, имеющие лишь одну цель — ухватить противника, поудачней вцепиться, порвать, уничтожить, стереть друг друга с лица земли, не обращая внимания на распоротые горла с фонтанирующей кровью, обрубленные конечности, стоны, хрипы, и срежет стали о сталь.

Я старался не отращивать длинных ногтей, после атаки приходится вычищать ножом чужую засохшую кровь, что само по себе хоть привычно, но мерзко. Пытаясь не думать и не вспоминать, затуманивать разум крепким, обжигающе — ледяным ширасом. Чем страшнее схватка, тем сильнее откат. В такие моменты особенно четко понимаешь какая ослепительная и обаятельная вещь жизнь, ничем нельзя приукрасить или оправдать отвратительную изнанку смерти.

Тем более войны завоевательной. Но авторитет отца велик, его решения не оспаривались. Приказ — действие. Все предельно четко, как и должно быть в великой армии. И все — таки упорство валлийцев вызвало во мне восхищение. Полагаю, это побочный эффект за все пережитое мною.

После того победного рывка подумать и глотнуть шираса не удалось, я снова был ранен, на этот раз клинком в сердце. Аршх! За все пять лет походов не припомню такого отчаянного невезения. Сказалось и усталость, и предыдущее равнение в правое плечо, возможно, новый меч и потрясение от смерти Шаали. Позже, когда наши заняли столицу Валлии «Коготь дракона» нашли, его мне вернул уже в Талассе сам лорд — командующий, за что я ему чрезмерно благодарен.

— Чем вы объясните, что валлийка передала вам секретные карты с расположением переправы? Вы допускали, что они могли оказаться ложными?

— Допускал.

Лорд — командующий изучил документы, и надежная переправа через озеро была обнаружена, а позже по ней подоспела конница, которая в итоге решила дело в пользу Истерроса. Шаали лично явилась в лагерь, но на обратном пути ее подстрелили свои же, так или иначе, валлийскую стрелу я сразу узнал. Несомненно, она осознавала на что шла, такая же отчаянная смертница, как я.

Сейчас ощущал тупую ноющую тоску из — за того, что ни черта не могу изменить или переиграть.

— Вы признаете вину?

Вину? Ты и вправду считаешь, что большая часть вины лежит на мне, отец?

— Нет.

— Именем закона Бранндон о'Майли, признается виновным в трусости и сдаче в плен, а также в неподобающем поведении и разлагающего примера молодым войнам Истерроса, лишается наград и приговаривается к казни путем повешения с конфискацией в пользу казны всего, лично принадлежащего ему имущества. Приговор будет приведен в исполнения немедленно.