Призвание: маленькое приключение Майки

— Обретение! — взвыл Никифор. — Право, какая находка!

Красавица мазнула по нему осторожным взглядом и разом вернула себя в прежнюю деловитость.

— На полигоне я заготовила много секретиков с разными цветами, — проговорила она, опять ни к кому не обращаясь. — Они могут быть то одного оттенка, то совершенно другого. Это очень глубокий цвет. А я говорю, что невозможно, потому что иначе нельзя. Но он лишь посмотрел и не внял, — красавица-смуглянка вздернула соболиные брови, не меняя картинной позы.

— Госпожа Телянчикова, я внял! Еще как внял! — закричал Никифор. — Ваши находки сколь бесспорны, столь и неподражаемы!

Та прищурилась и, будто лишь сейчас увидев Никифора, улыбнулась во весь свой тонкий извилистый рот. Никифор улыбнулся ей еще лучезарней и, поклонившись в старомодном прощании, пошел дальше.

— Фея Телянчикова работает над своей личной программой переразвития, — пояснил он, ведя Майку сквозь суету и гвалт. — Побольше бы нам таких специалистов, да где средства взять? Хорошо хоть на одну Фею изыскали возможность… Эх, почему у нас таких не делают?

— Вход только посторонним! — раздался скрипучий голос. — Лишним сдаваться! Не положено!

Стариковский голос доносился из низенького оконца в стене, за которой по расчетам Майки, хорошо знакомой со своей школой, должен бы находиться гардероб.

— В короб! — кричал неизвестный. — На сдачу!

Никифор хлопнул в ладоши — жужики выскочили из Майкиных карманов прямиком в оконце, на руки к невидимому гардеробщику.

— Доносчиков у нас сдают, — пояснил Никифор.

— Кто это доносчик? — удивленно спросила Майка.

— Ну-да, доносчики. Они же донесли до тебя благую весть? И тебя до нас донесли. Значит, доносчики. Склонение у них такое. Согласно расписанию «Детского мира» доносчики могут находиться только в пределах мастерских на третьем этаже и в коробах Гохрана.

— И теперь в коробку? За что?!

— За заслуги. Если б не справились, пошли б в утиль, а так отправятся в короб. На ближайшие три этажа им делать нечего.

— Пусть они со мной будут! — взмолилась девочка. Ей была непереносима мысль, что веселые цветные жужики будут сидеть где-то там, в темной тесноте. — Они — хорошие!

— Плохих не готовим. Но посидеть им придется, — Никифор посуровел, давая понять, что спор окончен. — В «Детском мире» места для оживленных предметов неживой природы строго ограниченны. Ты же не хочешь придти в столовую за киселем, а вместо питья получить поющую кисельную кружку?

Майка ничего против веселой кружки не имела, но… Вдруг стеной встала тишина. Обитатели «Детского мира» замерли, словно у них всех разом сели батарейки.

Продолжалось это самую малость. Затем суета приобрела вид взрывной волны. Люди хлынули во все стороны от центра фойе, где теперь стоял грузный дядя в белой рубашке с пятиконечным значком на груди и в синей пилотке. В руках он держал трубу, которую в прежние времена называли горном, а его широкие, как столбы, ноги были до колен обтянуты синей материей: центр всеобщего внимания был наряжен в тесные шорты.

Выставив вперед полуголую ногу, он поднес к губам горн и выдул один короткий гудок, а затем четыре длинных.

«И толь-ко од-на», — почудилось Майке.

Люди оживились, загалдели, заколыхались — и ринулись в направлении правого крыла.

В Майкиной школе там располагалась столовая, но в «Детском мире» вместо нее была лишь глухая беленая стена с окном чуть побольше того, в которое отправились жужики.

— Всем по ранжиру! В строй! — раздался пронзительный женский окрик. — Только по карточкам с печатью. Без печати «Совета Дружины» карточки считаются неправомочными! — в окне торчало большое серьезное лицо в белых волосах и крохотной черной тюбетейке.

И немедленно составилась очередь. Извиваясь, она пересекла фойе из конца в конец.

Никифор, пристроившийся от окошечка совсем недалеко, прямо позади огромного кудлатого человека, сиял, как начищенный пятак.

— Дают! — воскликнул он.

— Дают, — не оборачиваясь, басовито поддержал его, стоявший впереди, великан.

— Что дают? — спросила Майка.

— «Справку» дают, — сообщил незнакомец, все также не оглядываясь.

Великан был занят. Он одновременно делал три дела: говорил, курил трубку и сквозь маленькую трубочку смотрел куда-то в сторону. Майка пригляделась. Вне всяких сомнений, он разглядывал в свою старинную трубу красавицу Телянчикову. Фотографа Варкуши рядом с смуглянкой уже не было, но, оставшись в одиночестве, Фея высилась еще очевидней, а красота ее переливалась еще ярче и убедительней. Казалось, что теперь она позирует уже не для стенгазеты, а для всей мировой общественности.

— Фасон прежний? — как ни в чем ни бывало, спросил Никифор кудлатого великана. — По килограмму?

— Как обычно, по куску на лапу, — великан без охоты засунул подглядывательную трубку в карман своих засаленных штанов. — Какая лапа такой и кусок.

— Это вы к чему? — Никифор посуровел.

— Следующий, — все кричала из окошечка женщина в тюбетейке. Несгибаемая, словно самый крепкий в мире металл, кудрявая блондинка сноровисто выдавала нечто округлое, завернутое в серую бумагу.

Великан пыхнул трубочным дымом, который сложился в бородатую козу с сизыми цветочками по бокам. Призрачная скотина лихо заскакала прямиком на выдавальщицу «Справок», будто собираясь с ней бодаться.

— Смотри, сам в трубу не вылети, — сказала блондинка, отмахнувшись. Коза послушно распалась на призрачные клочья. — Принимай!

Великан получил свой сверток, поставил закорючку в большой обтрепанной книге и, ни на кого не глядя, удалился.

— Алексей Лысиков. Мастер Леша. Золотая голова. Таких доносчиков мастерит, глаз не отвести, — Никифор шептал, а сам производил те же действия — роспись в книге, сверток на руки…

Глядя на него, женщина в тюбетейке помягчела.

— Могу удвоить? — вполголоса сообщила она, покосившись куда-то под прилавок.

Никифор странно посмотрел на Майку и, неопределенно повертев головой, заспешил сквозь толпу.

— Следующий, — прежним жестяным голосом закричала женщина-тюбетейка.

У Майки шла кругом голова. Какой увлекательный «Детский мир»!

«Слезы-грезы-козы».

Лизинг Лизочки

Наилучшим этот мир не был. Наверняка.

Никифору пришлось поработать локтями, чтобы вывести Майку из толпы к одной из четырех боковых колонн, удерживавших потолок фойе.

— Ты меня здесь подожди, корявка. Я скоро. Одна нога здесь, другая там, — пробормотал он и тут же испарился.

«Наверное, что-то очень важное», — подумала ему вслед Майка.

Прислонившись к колонне, она стала изнемогать.

Майка терпеть не могла ждать, потому что это скучно, а от скуки она была готова на многое. Однажды Майка собрала картинку из паззлов, которые валялись без дела уже который месяц. А в другой раз забралась на крышу и навоображала себя впередсмотрящей юнгой большого корабля. Вообще, из-за вынужденного безделья фантазия у Майки разыгрывалось даже слишком, и она жалела порой, что не умеет писать также быстро, как фантазировать.