Призвание: маленькое приключение Майки

Ничто не могло сравниться со счастьем Примы. Она венчала собой бал и была счастлива всеми счастьями сразу.

Давать ей порядковый номер Майя не посмела, лишь самым краешком подумав, какая из цифр первого десятка подходит ей больше всего.

«Или все, или ничего», — как-то предлагал на выбор Никифор.

Здесь, в сиятельной близости, царили иные законы: и все, и ничего. Одновременно.

Майке показалось вдруг, что зал умножился. Стал еще более ярким, выпуклым, цветным и четким. Даже Изумрудный лес, виденный в недалеком прошлом, уступал внезапно открывшейся картине в блеске, глубине и невероятной жизненности.

Сидя на янтарном троне, Майка поняла главное: ей выпало стать героиней бала в квадрате — «Бала^2» — на котором гости присутствовали целиком и полностью, всеми силами ума, души и сердца. Они были на балу, а не казались бывшими.

На своем месте.

Девочка училась видеть реальную реальность.

Обыкновенное чудо

Оттуда-то со стороны до Майки донесся слабый скрип. Из дверцы рядом с лестницей выбралась кенгуровая тетя. Переждав в покойной тишине нашествие хитрованцев, тетя Сима угодила из символического корабля прямо на волшебный бал.

Принарядиться она, впрочем, не забыла. Ее уши были прикрыты лиловым чепцом с серо-жемчужными длинными лентами. Красоты в тете Симе не было, зато у нее был вкус.

Прислушавшись, Майка разобрала исступленный шепот:

— …Целиком одним куском Черствость я вкушаю. Жизнь гудёт особняком, Я о ней мечтаю…

— Вы танцуете? — к тете Симе подлетел Тонкий.

Кенгуровая тетя встрепенулась. Она распахнула свои чудесные бархатные глаза…

— Она поет, — встряла Савонаролова, вновь хватая Тонкого в охапку и уволакивая его в самую гущу бальной кутерьмы.

Крупная слеза прочертила темную дорожку по длинному носу тети Симы и, повисев немного на самом его кончике, шлепнулась на пол.

Чаша кенгурового терпения переполнилась.

— Напрасно я ждала-звала. В громаде утреннего бала, —

закричала Сима свою новую сиротскую песню.

Музыка хрипнула и оборвалась. Зал затих.

— …Ай, никому я не мила. Зазря чепец я надевала…

Мордочка тети Симы тряслась, а длинные острые ленты ее головного убора танцевали на белоснежной груди танец с саблями.

— …И там была, и тут искала, Была сама себе мала. Я испытаний не держала, Не я от счастья плакала… —

рвала душу кенгуровая тетя.

Невидимый оркестр стал потихоньку наигрывать ласковую мелодию. Стены зала украсились жемчужной серостью, сгущались прихотливые фигуры — Майке виделась то шапочка с венцом, то карета с лошадьми, то бальная туфелька с крылышками, а еще раз — калоша, похожая на лапоть. Майка моргнула — неуместное видение исчезло.

Толстый с шумом высморкался в большой носовой платок. Софья Львовна опечалилась. Сладкий Гифт закаменел в изваяние. Обдуван скрючился.

Бедная Сима разводила мелодекламацию:

— …Нет, мне призванье не обещано. А знать — напрасно буду ждать, Но дивно звать, но сладко тешиться, Надеждой нежной трепетать…

Истошный крик кенгуровой тети улетел под звездный потолок и обвалился на головы гостей дождем из серебряной пыльцы. Казалось, небеса щедро благодарят тетю Симу за проявленное отчаяние. Одна лишь Майка видела, что знак им подала Алла Пугачева — она легонько щелкнула пальцами, скрывая условленный звук в крылатом рукаве.

Что-то подобное с серебряным дождем и летающими калошами девочка уже видела по телевизору. Строго говоря, было немного чудесного в переливчатых мелких крошках и живых картинках на стене. Но те, кто находился в этот миг в бальном зале, все, вплоть до самой последней тюбетейки, могли сказать лишь одно:

— Чудо!

Самое обыкновенное.

— Бис! Просим! Гол! Подъем! — выкрикивал Кошелкин все знакомые ему восторженные кличи.

— Уникально! Эксклюзив! — щелкал фотоаппаратом Варкуша, сейчас и немедленно решивший сделать Симу новой номерной звездой.

— Уря-а-а, — дружно аплодировали Тонкий и Толстый.

Им вторили и Лизочка, и Обдуван, и Гифт, и Телянчикова — и даже ее змеевидная коса, кажется, тянулась не просто, а по-особенному одобрительно.

Селестин шумно сморкался в свой парик, который он теперь держал в руках, ничуть не стыдясь голой, как коленка, головы.

— Ма-ла-дец! — пробасил мастер Леша.

В его руке возник душистый венок, который он метнул так ловко, что тот очутился на шее тети Симы, не потеряв ни единого листочка.

— Браво! — била в ладоши Савонаролова. Ее шапочка съехала на затылок, а глаза были полны слез.

«Даже в самой неуклюжей кенгуровой тете может прятаться маленький и нежный кенгуренок», — сделала открытие Майка.

Она не меньше других была восхищена тетей Симой.

Да, это был, наверное, самый звездный миг из всех, какие вообще могут выпасть на долю кенгуру.

И этому мигу не хватало лишь самой малости.

Неподдельного полета.

Необыкновенное чудо

Сима неловко поклонилась и, тяжело переваливаясь с лапы на лапу, отошла к стене. Гости почтительно перед ней расступались. Кенгуровая тетя была слишком чудесной, чтобы стоять у нее на пути.

— Вы спрашивали меня про заветную мечту, — девочка впервые за все время бала посмела обратиться к Приме.

— Нашлась? — раздался полнозвучный вопрос.

— Думаю, да.

— Что ж, зови.

Набираясь решимости, Майка мысленно попрощалась со всеми отличными дипломами за просто так, всеми алмазными подвесками за нечеловеческую красоту, со всеми главными обложками знаменитых журналов ради себя одной. Она попрощалась со всемирным благоденствием без труда, общим счастьем задаром и любовью на веки вечные.

«Может быть, до свидания!» — произнесла про себя фантазерка и прежде, чем приступить к задуманному, успела расслышать тихий, едва слышимый, ответ: «Будем ждать».

Оглядев замерших в ожидании гостей, Майя объявила:

— Я хочу, чтобы бедная тетя Сима обрела себя.

Ахи и вздохи разбежались по залу.

— Всего-то? — произнесла Алла Пугачева.

Она усмехнулась, но Майка расслышала в ее голосе похвалу.

— Тут, ты и сама справишься, — сказала Дива. — Раз повесила чудесный жемчуг, изволь соответствовать.