Призыв

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— У всех нас свои кошмары.

Пальцы Мэрика коснулись ее руки, легонько сжали. Фиона вдруг ощутила, что ее влечет к нему — властно, неудержимо. Неожиданно для себя самой она потянулась к Мэрику и робко, почти испуганно коснулась губами его губ, И почти мгновенно отпрянула. Мэрик изумился не меньше ее самой, однако не выказал ни малейшего недовольства.

Тогда Фиона вновь, уже решительнее подалась к нему, и этот поцелуй был долгим и страстным. Она ощутила на своем лице его дыхание и возликовала, когда его руки заключили ее в объятия.

Она хотела этого. Чтобы рядом был хороший человек, чтобы можно было хоть ненадолго забыть о том, где они находятся и что с ними произошло. Она нуждалась хотя бы в кратком утешении, и Мэрик, наверное, тоже. Высвободившись из его горячих рук, Фиона торопливо принялась стягивать кольчугу, лихорадочно дергая крепившие ее ремни. Затем она принялась за подбитую войлоком подкольчужную рубаху и, избавившись от нее, облегченно вздохнула.

Мэрик заколебался:

— Фиона, я… может, нам не стоило бы…

Не слушая его, Фиона принялась расстегивать ремни его нагрудника. На лице короля промелькнуло страдальческое выражение: он боролся с собой вопреки сжигавшему его желанию.

— А как же остальные?

— Да наплевать.

— Но… здесь?

— Забудь, где мы.

Фиона стащила с Мэрика нагрудник, и король лишь беспомощно глядел на нее. Она принялась за оплечья доспеха, и король стал ей помогать. После долгой возни с ремнями и застежками они общими усилиями стянули с Мэрика громоздкий доспех.

Фиона расстегнула его нижнюю рубаху, грязную и пропотевшую, стянула ее, обнажив торс. Грудь Мэрика покрывали мелкие раны и кровоподтеки; впрочем, и сама эльфийка наверняка выглядела не лучше. Король пожирал ее взглядом так жадно, что, казалось, вот-вот проглотит целиком. Он был красив — от этого никуда не денешься, но ведь не все же красавцы — негодяи.

— Ты уверена? — хрипло прошептал Мэрик. — У меня слишком много… воспоминаний об этих местах. Я не знаю, смогу ли…

— Тсс! — шикнула на него Фиона, приложив палец к его губам. Он сразу смолк и посмотрел с такой отчаянной тоской, что у нее болезненно сжалось сердце. Она медленно погладила его по щеке. — Я устала от страданий. Так устала. А ты?

Ответ последовал мгновенно. Мэрик потянулся к ней и поцеловал так осторожно, будто боялся что-то сломать. За этим поцелуем последовал другой, потом третий.

“Ненавижу темноту”, — подумала Фиона.

И позволила свечению посоха погаснуть.

Глава 15

И так мы пылали. Мы возводили царства и затевали войны, Грезили о ложных богах, о великих демонах, Что прошли бы через Завесу в наш смертный мир, И к ним обратили свое поклоненье и презрели тебя. Погребальные Песни, 1:8

Женевьева шла одна по подземным туннелям.

Вначале она освещала путь факелом, но, углубившись во владения порождений тьмы, заметила, что в туннелях все чаще встречается светящийся мох, расползавшийся по стенам, точно плесень. Вполне вероятно, это и была плесень. Быть может, у скверны, которая склизкой пленкой покрывала каменные туннели, существовали свои периоды роста и отмирания. Что бы ни представлял собой источник тошнотворного зеленоватого свечения, заполнявшего туннели, этот свет со временем настолько усилился, что Женевьева погасила факел, который мог пригодиться потом.

Если только оно будет — это “потом”.

По всему выходит, что вернуться из этого путешествия ей не суждено. Истина эта давно уже маячила перед глазами, да только Женевьева упорно не желала ее замечать. Правильно она поступила, что ушла одна. Бреган — ее брат, и именно она утверждала, что он еще жив. Стало быть, это ее бремя. Спутники были полезны в начале пути, но до цели ей лучше дойти в одиночку.

Келль проснется, обнаружит, что Женевьева ушла, и справедливо рассудит, что им надлежит отказаться от миссии и вернуться на поверхность. Возвращение станет нелегким, но Женевьева не сомневалась, что они справятся. Куда меньше она была уверена в собственном успехе.

Однако нельзя поддаваться сомнениям. Она чувствовала, что Бреган где-то впереди, чувствовала его точно так же, как порождений тьмы. Всякий раз, поворачивая в очередной туннель, она краем сознания ощущала присутствие брата, как если бы незримый ветер доносил издалека его запах. Женевьева не знала, почему раньше она только видела брата во сне, а теперь еще и чует его. Может быть, дело в том, что она так близка к цели. Понимание того, что брат совсем рядом, только руку протяни, мучило ее, словно неотвязный зуд под кожей.

Закружилась голова, и командор остановилась, привалилась плечом к стене туннеля. Черная слизь размазалась по наплечнику, но она не обратила на это внимания. Проклятая песня! Чем сильнее Женевьева сосредоточивалась, стараясь определить, где находится брат, тем громче звучала эта мелодия, тем настойчивее проникала в сознание. Звучание слитного хора сводило с ума, но она упорно сопротивлялась. Нельзя сдаваться, именно сейчас — нельзя.

Это началось несколько недель назад, еще до того, как дай прибыли в Ферелден. Вначале Женевьева слышала только слабый шепот, странный рокочущий гул, но сочла, что он порожден необычайно сильными и яркими снами. А потом наконец поняла, что это такое. С ней произошло то же, что и с Бреганом: пришло время Призыва.

Посвящение они с братом проходили вместе, так что Женевьева знала, что и ей недолго осталось ждать, но отчего-то думала, что времени у нее будет больше. Серые Стражи выдвинули ее на должность, которую занимал брат, поскольку знали, что это временно, от силы год, в лучшем случае два, и все-таки Женевьева твердо вознамерилась обмануть их ожидания. Столько лет прожила она в тени брата, и вот пришло ее время, а потом зазвучал в голове проклятый шепот и лишил даже этого скромного триумфа.

Женевьева никому не рассказала об этом. Серые Стражи пренебрегли ее предостережениями, в лучшем случае предлагали подготовить орден к грядущему бедствию — если, конечно, она окажется права. Им даже в голову не пришло, что бедствие можно предотвратить. Глупцы! Если бы Женевьева решила им открыться, они бы, чего доброго, ухватились за такую возможность и отправили бы ее на Глубинные тропы в одиночку — умирать.

Женевьева вытерла пот со лба. И уставилась на дрожащую руку в стальной перчатке. Давненько она не чувствовала себя такой слабой, Словно по жилам вместе с кровью обильно растекся яд. Из-за этого под кожей стоял непрерывный зуд, и командору больше всего на свете хотелось сбросить доспехи и скрести себя ногтями, пока вся плоть не сойдет с костей.

Однако менять решение уже поздно.

Отогнав страх, который холодной змеей свернулся под сердцем, Женевьева оттолкнулась от стены и двинулась дальше. Ее шатало, но неимоверным усилием воли она вынуждала себя переставлять ноги. “Я уже здесь, — думала она, — и теперь никто, ничто мне не помешает. Я остановлю Мор!”