Проба памяти

– - Ну, - сказала Илона, взяв в руки стакан и кокетливо поправляя волосы, когда все уже было разложено и разлито.
– За что мы пьем? За какой праздник?

– - Можно пройтись по всему лету, - сказал Максим.
– Какой у нас там первый летний праздник? День защиты детей?

– - День независимости, - мрачно сказала Катя.
– От Туркмении.

Выпили за день независимости, за престольный праздник Петра и Павла, за день пограничника, за яблочный Спас, за медовый, за Ильин день. Когда дело шло к дню военно-морского флота, Катя прицепилась к Илоне из-за последней конфеты, на этот раз не притворно, а всерьез.

– - Вот вы всегда так, Илона Юрьевна!
– закричала она сбивчивым, истеричным голосом.
– Вы всегда так! Все себе! Никогда не думаете о подруге!

– - Я не думаю?

– залепетала Илона возмущенно.
– Я всегда только о тебе думаю! На, подавись!

Она швырнула конфетой в Катю. Катя кинула конфету обратно в Илону, дернула ее за волосы и убежала в комнату. Илона матерно выругалась и побежала за ней. Максим неприятно поморщился, испугавшись, что подерутся, поднялся с табуретки и нетвердым шагом отправился мирить. Не хватало завершить все дракой и вызовом участкового. Наверняка он сюда наведывается время от времени... Когда он вошел, перебранка смолкла, и обе девушки уставились на него, Катя - темными, блестящими от злых слез, а Илона - небесно-голубыми и очень пьяными глазами. Обе они сидели на кровати и ждали его приближения. Кровать тут видала виды, это явно...

– - Ребята, - проговорил Максим, пошатываясь.
– Давайте жить дружно.

Он подошел, и Катя цепко, гибкой и сухой змеиной ручкой взяла его за руку. Максим, несмотря на хмель, слегка вздрогнул от бесцеремонности этого касания.

– - Все тебе да тебе, - сказала она Илоне.
– Господь велел делиться.

– - Да пожалуйста!
– сказала Илона возмущенно.
– Можно подумать, мне жалко, ты так говоришь...

И она мягко взяла Максима за вторую руку.

– - Девчонки, - сказал Максим, обнимая обеих.
– Вы только из-за меня не ругайтесь... Зачем из-за меня ругаться? Дружно будем жить... Мы... это... мы мирные люди... и наш бронепоезд...

– - Кто принесет мартини?
– спросила Катя, свободной рукой вытирая глаз.

– - Ну, я, я принесу, - сказала Илона.
– Чтоб только крика не было, принесу я.

И она пошла и принесла бутылки в комнату, пока Катя гладила Максима по руке. Ее пальцы были так наэлектризованы, что Максиму казалось, при ее движениях раздается легкий шелест, как от опавших листьев.

– Мадам...
– проговорил Максим заплетающимся языком.
– Зачем такой женщине какие-то паршивые конфеты? Попробуйте меня. Н-не пожалеете...

Утром Максим проснулся поздно, в непонятное время дня, и один. Какое-то время вспоминал, где находится (вспомнил - в командировке) и разлепил глаза. На кухне кто-то двигался и звенел посудой. Потом в комнату вошла Катя. Она была одета в красный топик, удачно оттенявшую ее смуглую кожу и черные волосы, и вообще она казалась сейчас даже красивее, чем вчера.

– - Привет!
– сказал Максим безмятежно. Кажется, пора выметаться, но главное - сохранять спокойствие.

Катя посмотрела на него неприветливо.

– - Ну, ты и храпишь, - сказала она вместо приветствия. Села на стул, медленно закурила, не сводя с него глаз. Максим поискал по комнате, что бы надеть. Вставать при ней было неудобно. Катя загасила сигарету, поднялась и пересела к нему на кровать.

– - Составлю тебе компанию, - сказала она, по-прежнему не улыбаясь.

– - В чем?
– спросил Максим.

– - В лежании в постели, - она потянула кверху топик, разделась и залезла к нему под одеяло.
– Тебе кто больше понравился, - спросила она строго.
– Илонка или я?

– - О других женщинах... в присутствии...
– забормотал Максим.
– Ты прекрасна... подожди, я сейчас...

И он побежал в ванную.

Выбраться на улицу ему удалось только к вечеру, вернее, он догадывался, что это именно вечер, потому что чувство времени уже успел утратить. Но он рефлекторно, от детства, прекрасно помнил, где, над каким домом и во сколько, находится солнце в этом районе. Он медленно брел мимо сберкассы по направлению к Борькиному бывшему дому. В ноздрях еще стоял запах Катиной сигареты. Идти к Марине хотелось еще меньше, чем вчера. Ветер на углу взбил облачко пыли. А может, и не к Марине? Что Марина скажет, тем более ему. С кем она живет-то еще, неизвестно, не напороться бы на мордобой... Максим перелез через низкую ограду, сел на лавочку у детской площадки и принялся задумчиво разгребать бутылочные осколки носком кроссовки. Маринины окна были на третьем. Сверху кто-то вселился. Какие-то хозяева жизни, вставившие новые рамы ярко-коричневого цвета. Занавески... Максим пытался вспомнить, какие у Марины были раньше занавески, но не вспомнил. Тем временем к детской площадке подошел мальчик с собакой, покосился на Максима, взобрался на качели, перебросив поводок через сидение, и стал неторопливо, тупо раскачиваться. Качели с каждым тактом движения издавали истошный скрип, от которого волосы вставали дыбом. Собака покорно ходила туда-сюда. Несколько раз она нерешительно порывалась задрать ногу на качельную опору, но была увлекаема вслед за сидением. Мальчик собачьих потребностей не замечал, а только продолжал равнодушно раскачиваться. Максим скоро понял, что не вынесет этого скрипа, и встал. По двору ходили люди, гуляли мамы с колясками, постоянно подъезжали машины, постепенно забивая все асфальтированное пространство. Скрежетали ворота ракушек. Наконец в женщине, не спеша бредущей к третьему подъезду, одетой к обтягивающую зеленую майку и брюки, Максим узнал располневшую Марину. Он вылез на дорогу и, не спеша, направился следом. Чтобы Марина, обернувшись, не обнаружила его за спиной, он пропустил вперед невысокого пузатого мужичка с таксой, с текстом Гимна Советского Союза, отпечатанным на спине футболки. Марина свернула в подъезд, мужичок с таксой последовал за ней, и третьим повернул за ним Максим, облегченно подумав, что не придется ждать, пока кто-нибудь откроет ему железную дверь.

В подъезде он сделал вид, что задерживается у почтовых ящиков. Он слышал, как Марина вызвала лифт.

– - Здорово, - негромко, но доброжелательно, сказал ей мужичок за углом.

– - Привет, - спокойно ответила Марина.

– - Что-то тебя не видно, - сказал мужичок.
– Не болеешь?

– - Да нет, - ответила Марина.
– Дела.

– - А.

– - Выгуливаешь?
– спросила Марина, вздохнув.

– - Ну!
– сердито сказал мужичок.
– Я их предупреждал, когда заводили. А тут детки, падлы, сразу, понимаешь, в отказ, мол, мы такие занятые. Мамка с тещей тоже, у нас, мол, припасы, готовка, нам огурцы крутить надо. Ну-ну. Папаша у них самый свободный. А папаша-то, между прочим, весь день под машиной пролежал, тоже не дурака валял... Но так вот, кому тварь эту жальчее, тот ее и ведет. Живая ж, не игрушка...

– - А что у тебя с машиной?
– спросила Марина без интереса.

– - Даа...
– мужик помолчал.
– Ты когда в гости зайдешь?

– - Не знаю.

– - Завела, что ль, кого?
– спросил мужик, усмехнувшись.

– - А что, заметно?

– - Да уж заметно. Сияешь. Смотри, не спались, - тут загремел открывающийся лифт.
– Ладно, свяжемся.

Двери закрылись, лифт взвыл и унесся. Максим поднялся в лифтовый холл, но там уже никого не было. На стене рядом с кнопкой вызова пребывал ярко отпечатанный след ребристого ботинка. Больше ничего интересного.

Еще в гимн оделся, папаша, подумал Максим. Хорош... природолюб фигов. Да все тут хороши... и судя по всему, ничегошеньки не изменилось. А вот мордобой вполне вероятен. Кто бы ни был Маринин сожитель, у него должны быть крупные счеты с худшей половиной человечества... Ну, и о чем с ней говорить?

Максим вышел из подъезда, шарахнув железной дверью на весь квартал. Какая-то мелкая скотина с перепугу шарахнулась в кусты - то ли кошка, то ли крыса. Янтарное предзакатное небо тепло светилось над домами. Проходивший мимо подросток в бейсболке невозмутимо закурил, бросил на мостовую смятую пачку и пошел дальше.

Надо пива купить, подумал Максим. А лучше с собой принести. Все-таки в лоб получишь не сразу.

Он вчерашним маршрутом спустился к сберкассе, но, не успел он подойти к дверям магазина, как неизвестно откуда возник вчерашний алкаш. То ли он персонально Максима дожидался где-то рядом, то ли у него здесь был постоянный пост. За прошедший день он как-то еще погрязнел, на щеке у него появилась лишняя царапина, а на отвисшей трикотажной коленке - дыра.

– - Сегодня это... пушкинскую привезли, - сказал он искательно, размахивая руками.