Пробоина: Гвардеец
Шрифт:
Сейчас, кстати, у нашего танка было едва ли два десятка снарядов. И виной всему оказалась тупость местных логистов.
Мы ехали сюда, оставив большую часть боекомплекта дома, и несли лишь малый боезапас, четверть от штатного… Да и то это было самовольным решением нашего комбата, поскольку его клятвенно уверяли, что на месте нам все выдадут…
— Ага, догнали и еще пару раз выдали, — выругался тот, пересказывая эту историю и ругая на чем свет логистов, — Недолунки хреновы, чтобы их Пробоина сожрала!
А ругаться было на что. У местных вооруженцев, сидевших на авиабазе, откуда
Но мало того, на авиабазе еще и хотели задержать основную группировку войск до смены Луны…
— А зачем? — шепотом спросил я как раз стоявшего рядом Кота.
Тот со злостью сплюнул куда-то в сторону, потом ответил:
— Да потому, что им куда выгоднее на рубеж выставить и так списанные остатки батальона. Не терять же бойцов из комендантской роты, ага?
Рядом ворчали недовольные… Нет, в красногорской армии так не делается. Своих надо вытаскивать, живых или мертвых.
Я помнил, что укрепления у аэродрома и вправду были так себе. Да, это не наша родная и мирная империя, где за каждым Вертуном закреплена чуть ли не отдельная маленькая армия.
Здесь же, в пустыне, этих Вертунов было насрано от души… Словно у Пробоины на заре веков был понос, и она размазывала их через каждый километр.
Слушая рассказы бывалых солдат, я, как сын священника-чернолунника, лишь поморщился с улыбкой… Чернолунники себе такое не позволяли — у них и Вертуны, и Пробоина были божественными проявлениями, и сейчас бы они высказали разведчикам…
Вот только святош здесь не было, да и не особо они спешили в пустыню бороться с «божественными проявлениями», им и в Красногории было хорошо.
Ведь в пустыне, когда Вертуны бушуют, орда тварей прет такая…
Впрочем, нам еще предстояло все это пережить. И чуяла моя задница, это будет сильно отличаться от того замеса у Вертуна, где на нашей стороне было все, что только могло быть. Здесь же никто не прилетит и пару десятков бомб не скинет.
А у нас и минометов-то всего лишь три… Вернее, как — их восемь, но полноценный расчет есть лишь на три миномета. Да и то, по факту ребята сработались только на одном.
Оставшиеся два расчета под руководством Баранова еще проходили слаживание и тренировались на учебных минах, отрабатывая работу в группе и корректировку.
Меня, конечно, привлек не только танк, но и БМП. Потому что у каких-то были уже привычные мне «пятидесятки», а на каких-то стоял крупнокалиберный пулемет. Причем, судя по всему, там было отнюдь не двенадцать миллиметров, а все тридцать.
На мой вопрос Контуженному, зачем такое различие по калибрам, он объяснил достаточно просто:
— «Пятидесятка» — это у нас что? — спросил он, сидя на ящике для боеприпасов.
Я ещё не успел присесть рядом, как поджал губы, пытаясь найти ответ. Вот сгинь моя Луна, зря задал вопрос! А то как сейчас начнется экзаменационная пытка…
Но Грозный даже не стал дожидаться, пока я отвечу:
— А это у нас орудие поддержки штурма, так ведь, Центр?
Я кивнул, вспоминая, что мне тогда неплохо так удалось «поддержать штурм».
— Ну да…
— Она у
нас для боя на большой дистанции, поскольку полтинник можно закинуть на километр, — он махнул рукой, будто сам закинул снаряд, потом глянул на свежеприбывшие БМП, — А вот тридцатка…Он потёр подбородок, слегка прищурившись.
— Это у нас все-таки скорострельный крупнокалиберный пулемет…
И, как оказалось, предназначалась «тридцатка» в первую очередь для поражения порождений Вертунов. Тех самых снежков, например, с которыми мне уже удалось станцевать смертельный танец.
Ее, конечно, можно было использовать и против людей…
— Да в конце концов, все можно использовать против людей, — Контуженный усмехнулся, — Но я бы тут тридцатку не брал… Эффекта много, эффективности мало.
Я теперь уже особо не поражался, когда он спокойно говорил о том, чем лучше убивать людей. Такая вот ирония судьбы — в нашем мире, где человек издревле ведёт борьбу за существование с магическими порождениями, лезущими из Вертунов, и где люди бы наоборот должны объединиться против иномирных монстров…
Нет, в нашем неспокойном мире человек чаще и с удовольствием убивал другого человека. И не так давно отгремевшая война с бывшей Великолунией тому свидетельство.
— … тридцатка, она ведь не так скорострельна, как ваши взводные пулеметы, — продолжал рассуждать Контуженный, — Да и дистанция лишь немного уходит за шесть сотен метров.
Про себя я подумал, что да, километр и шестьсот метров существенная разница.
— Так что командование… — тут Контуженный сделал нажим, намекая, что с командованием обычно не спорят, хотя сам он себе это позволял, — Так что оно решило в боевых действиях применять варианты БМП с пятидесятками…
В общем, так и получалось — пятидесятки у нас шли как основные машины огневой поддержки для штурмовых взводов, а тридцатки, построенные на их базе, докинули просто на всякий случай.
Отличались они только орудием и предназначались для обороны таких вот опорных пунктов, по типу нашего.
— А, ну ещё сопровождать колонну с ними охренительно, — глаза Контуженного тут же загорелись безумием какого-то давнего боя, — Тридцатка, знаешь, как хорошо крошит толпу тварей, которые просто прут на пролом? Иногда я думаю, как же нам повезло, что у них просто нет мозгов…
— Грозный, вот ты где, — к нам, спокойно сидящим на ящиках из-под боеприпасов, рядом с трофейной машиной, приблизился уже не молодой мужчина лет пятидесяти.
Комбат сегодня был возле бронемашин, но там я его рассмотреть не успел. Ранее я видел его лишь мельком на фотографиях, расположенных на стене в казарме.
Крепкий мужчина в полевой форме никак не походил на старшего офицера, однако это и вправду был гвардии майор Добрынин, командир второго батальона экспедиционного корпуса.
Несмотря на то, что он являлся вечерним магом, а в армии это уже серьёзный боевой ранг, комбат все еще «не дорос» до полковника.
Впрочем, тут явно сказывалась специфика службы. Я не помню, что вообще хоть где-то слышал про то, что корпус состоит из полков, а не из отдельных батальонов… Вернее, батальонно-тактических групп.