Пробоина: Гвардеец

Да и не на что было вокруг смотреть. Оказалось, жёлто-серая пустыня, с плывущими в жарком мареве редкими каменными лбами, да с иссохшими мохнатками кустов… Эта пустыня везде была одинакова.

— Духотища, — в который раз простонал внизу Макс.

Он игрался с гильзой, которую засунул внутрь пустой стеклянной бутылки из-под любимого морковного сока. Это была последняя бутыль, что он взял с собою, и в обозримом будущем ему маячила лишь свежая выжимка. Да и то, это если нам на позицию завезут морковь.

— Не ной, — рыкнул на него водила, который уже тоже начал звереть от жары.

А ведь солнце еще только выходило на линию прямого прогрева тушек неподневольных путников, что по зову долга оказались средь песчаных барханов…

Я лишь ухмыльнулся и вновь поглядел на секундную стрелку часов, расположенных на приборной панели. Это была уже моя придумка.

Кто-то из разведосов нашел побитые, но рабочие часы без ремешка. А я честно выменял их на стальную кружку с какой-то заковыристой вязью.

Кружку, кстати, я нашел в машине и по праву трофейщика она полностью принадлежала мне. Нашедший часы оказался доволен, ну а я прикрепил часики на приборку, чтобы следить за временем в бою и в моменты радиообмена.

Так вот, о часах…

Перебранка между пулеметчиком и водятлом шла строго по расписанию. Ровно каждые четыре минуты и сорок пять секунд эта парочка обменивалась короткими фразами, смысл которых сводился к следующему: всем жарко. Но Сапрон говорил об этом открыто, а наш водятел храбрился, изображая из себя как минимум непробиваемого мага огня как минимум Первого Дня.

— Девятый, Послу, — вдруг донеслось из наушника, подключенного к радиостанции.

Я приободрился. Если Контуженный начал вызывать пост, который мы должны проверить, значит мы где-то уже рядом.

— Девятый, Послу, как разбираешь?

— Посол. Какой ты, на хер, Посол? — ответил чей-то тяжелый хриплый голос, едва пробивающийся сквозь помехи, — Я Девятый.

— Девятый, я Посол. Сто шесть, пять, два, как принял? Повторяю, я Посол… Сто шесть, пять, два! — четко и уверенно проговорил Контуженный.

Я даже напрягся, старательно вслушиваясь в ответ вызываемого.

— Посол, я Девятый. Сто семь, двести девять, три, девять, как принял? — уже увереннее доложил связист на той стороне.

— Принял хорошо, Девятый. Липа-два, — приказал Грозный и радиообмен прекратился.

Мне только и оставалось, что гадать, что это за обмен цифрами произошел. Для неподготовленного человека это все звучала как полная тарабарщина.

Почему сначала шли трехзначные? Почему Контуженный резко стал Послом, хотя такой позывной вообще никогда не мелькал рядом с ним? Да и на постановке задачи он не обсуждался… И почему после странного кода на посту резко начали отвечать вполне адекватно, хотя поначалу готовы были на хер послать?

Слишком много странностей и непонятностей.

На самом деле в учебке я краем уха слышал что-то о специальных таблицах сигналов, которыми перекидываются опытные офицеры, но вживую узрел это впервые.

Красиво, четко, информативно, но ни хрена не понятно.

Мне только и оставалось, что начать шерстить каналы, чтобы перехватить их запасную частоту, но бестолку. Машина остановилась, и я быстро вбил исходную частоту, по которой со мной в случае чего должны связаться, чтобы я отработал по ориентиру.

Прильнув к прицельным приспособлениям, я невольно поморщился от жара, лизнувшего кожу…

Опорный пункт «номер девять» был прямо перед нами, метрах в двухстах. Вот только от могучих насыпных габионов и рядов колючей проволоки впереди практически ничего не осталось.

Я уже видел, что творится с полем боя после бомбежки, так вот здесь явно отработала пара батарей крупнокалиберной артиллерии.

Там, где были укрепления и стены с бойницами, виднелись воронки от разрыва снарядов.

От наблюдательной вышки остались лишь подпорки — мачта узла связи сломалась пополам и висела лишь на стальных поддерживающих тросах. Она то и дело покачивалась на ветру, грозясь обрушиться на здание, которое раньше явно было бараком для проживания личного состава.

Возможно, еще пару дней назад здесь бушевал пожар — это было видно по железным остовам дежурных палаток, торчащим за остатками габионов. Мда-а-а, страшно даже представить, что там творится внутри…

И как-то мне расхотелось туда идти на досмотр. И какое же счастье, что я член экипажа в данном случае, а не разведчик… Может, еще немножко подумать над предложением Контуженного?

Вскоре в прицеле показалась тройка фигур, выдвинувшаяся к посту от нашей колонны…

Они двигались быстро, но не бегом. Шли клином, сохраняя дистанцию метров в десять друг от друга — видимо, это чтоб их пулеметом всех сразу не срезало.

Во главе тройки шел Кот, его плавность движений мне уже была знакома. А вот остальных со спины я не узнал.

— Башня, прицел-два. Ориентир — мачта, право-четыре, видишь? — донеслось из наушника, и я машинально начал крутить воротки, выводя орудие на необходимый ориентир.

Мои руки сразу зазудели предчувствием… То ли им не терпелось выжать гашетку, то ли не хотели страдать от тугих вертушков механизма заряжания.

Ага, вот оно! Дистанция двести метров, правее радиомачты узла связи действительно вижу какое-то движение.

Кратность оптики не позволяла рассмотреть силуэт более детально, но, судя по движениям, это был человек. Снежки так не двигаются.

— Наблюдаю, одиночная фигура, — тут же доложился я, ожидая дальнейших команд.

Повисла напряженная пауза.

Наша тройка разведчиков все приближалась и приближалась к укреплениям, а фигура не двигалась, судя по всему, так же наблюдая за нами. Всю картину искажала пустынная жара, и я даже боялся представить, как сейчас пекутся ноги у наших ребят, шагающих по раскаленному песку.

А впрочем, может, их там обдувает прохладой? Ага, как же… Если только адский ветерок, нежно снимающий мясо с косточек, чтоб не так жарко было.

Я нервно поглаживал гашетку, моля Святых Привратников о том, чтобы это оказались «свои»… И только бы не маг огня, для которого разогретая солнцем пустыня — свой огненный рай.