Пробуждение Ваирагии
Шрифт:
«Мальчик… останется… в Ардане!» — звучит в мыслях шэхара яростное шипение, и тот хватается за голову, падает на землю, корчась от боли…
Глава 18
Дэйше очнулся.
Лежит на тёплом каменном полу непонятно где. Угольки в пустых глазницах шэхара разгораются, но тёмный вскрикивает от боли — багровые звёзды глаз тут же гаснут. Свет. Слишком много света! Нужно уйти в тень и уже оттуда попробовать осмотреться.
Дэйше тянется к потокам силы и… ничего. Пусто! Так ведь не бывает! Разве что в Эвеонере из-за обилия света
— Проклятье! — процеживает сквозь зубы шэхар.
— Надо же, надо же, — звучит мужской скрипучий голос. — Пришёл в себя?
— Кто ты? Где я?
— Меня зовут Гирард — настоятель горного храма Ордена Хранителей. Ты у нас в плену.
Всё-таки ловушка хранителей. Но как они смогли? Откуда столько света?! Он не убивает, но сдерживает. Неприятно. Чувствуешь себя каким-то беспомощным роканом, только что вылупившимся из материнского кокона тьмы. И как теперь отсюда выбираться? Надо сообщить королеве важные новости! Рэнрай! Кто бы мог подумать?! Если сама Коса Тьмы защищает мальчика, то это всё меняет. Нет необходимости доставлять его в Райнор. К тому же Рэнрай чётко дала понять — она не допустит, чтобы ребёнка отправили в мир тьмы. И это странно…
— Зачем вам мальчик? — скрипучий голос отвлекает от размышлений.
Вам? Видимо, этот человек знает, что шэхар приходил сюда не один.
— У меня приказ моей королевы — доставить его к ней. Но теперь это уже не имеет значения.
— Надо же, надо же. И почему же?
— Мальчик под защитой Рэнрай.
Я прихожу в себя и открываю глаза. Где это я? В каком-то доме? Лежу на койке, укрытый шерстяным одеялом. В теле слабость, голова болит. Проклятье! Дэйше оглушил наставницу, а потом… Потом и меня, кажется, раз уж я ничего не помню. Выходит, у треклятого шэхара всё получилось, и я теперь в Райноре! Меня тут же сковывает лёд страха…
Скрип двери, внутрь прорывается солнечный свет, весёлый щебет птиц, прохладный ветерок приносит запахи хвои и травы.
— Очнулся? — слышу голос учителя Эялы, и с души словно камень падает. Страх, мгновением ранее впившийся в меня ледяными когтями, медленно отпускает. Я не в Райноре. Или всё это сон? Хотя… если я думаю об этом, то высока вероятность, что всё по-настоящему, так как во сне мы в подавляющем большинстве случаев верим в реальность сна и не задаём себе таких вопросов. Однако…
— Учитель, что произошло? — осторожно приподнимаюсь, сажусь на койке, свесив ноги; на мне обычные рубаха и штаны из грубой ткани.
— Ну… — она, улыбнувшись, пожимает плечами. — Прости, не справилась, не смогла тебя защитить.
— Э?
— Чего ты удивляешься? Этот тёмный оказался сильнее меня.
— Но… с нами же всё в порядке.
— Да, не без этого, — она кивает. — Голоден?
Мой живот тут же требовательно и возмущённо бурчит.
— Извини… — я морщусь, кладу ладони на живот.
— Ничего, — учительница усмехается, махнув на меня ладонью. — Ты же опять целые сутки провалялся без сознания. Не удивительно, что проголодался.
Что? Опять целые сутки?!
— Лежи, отдыхай. Сейчас принесу поесть.
Наставница уходит, захлопнув за собой дверь.
Рухнув
на койку, смотрю пустым взглядом на дощатый потолок, сквозь редкие да узкие щели которого торчат иголки хвои. Кровельный настил должен быть плотный, чтобы во время дождя в дом не протекала влага…И на кой хрен я об этом думаю?! Глубокий вдох, выдох, чтобы прогнать лишние мысли. Закрываю глаза. Так, сейчас самое главное — понять, что же произошло: почему Дэйше не забрал меня в Райнор, что случилось с Талгасом и где я сейчас. Наставница поможет пролить свет на некоторые вопросы, хотя, возможно, Эяла от меня что-то скроет по тем или иным причинам. Ну, посмотрим.
Касаемо Талгаса… сосредотачиваюсь на его имени, пытаюсь прочувствовать потоки тьмы, что подскажут, где он… или хотя бы помогут с ним связаться. Вместо этого на тело накатывает ещё большая слабость, что я тут же отказываюсь от каких-либо попыток использовать силу. Проклятье! Что же со мной такое произошло, что я вновь так ослаб? Прям как во время прохождения испытания и прорыва сквозь кольца риесов. Только что-то не припомню, что использовал силу против Дэйше. Намеревался, но точно не использовал…
Вновь скрипит дверь. Я открываю глаза, приподнимаюсь. В дом входит Эяла, держа в руках деревянный поднос с кастрюлькой и посудой на нём. Следом входят настоятель Гирард и наставник Фрол. Я с удивлением смотрю на неожиданных посетителей. Наставница тем временем проходит к столу и ставит на него поднос.
— Надо же, надо же, — ухмыляется настоятель; у меня дёрнулась бровь. — Очнулся.
Прозвучало так, словно он ожидал, что я копыта откину.
— Как себя чувствуешь, Гиртан? — спрашивает Фрол.
— Слабость в теле. Покушать было бы хорошо, — намекаю на то, что не хочется сейчас о чём-либо говорить, хотя ума не приложу, что эти двое стариканов тут потеряли. Меня же изгнали, так что им должна быть безразлична моя судьба. Или я чего-то не понимаю?
— Так иди поешь, — кивает в сторону стола настоятель.
Осторожно спускаюсь с кровати, босые ноги касаются прохладного дощатого пола. Пару ударов сердца стою, прислушиваясь к ощущениям — не закружится ли голова. Нет, пока всё в порядке. Делаю шаг, другой, третий, хранители внимательно следят за мной. Так, если не учитывать слабость и голод, то чувствую себя относительно нормально. Медленно подхожу к столу, сажусь на один из пары табуретов, и Эяла пододвигает ко мне поднос. Наставница снимает крышку с кастрюльки, и помещение наполняется ароматом мясного-овощного варева, заставляя меня судорожно сглотнуть слюну. В глинянную миску Эяла наливает две плошки супа, ставит передо мной. Слева устраивает корзинку с нарезанным ржаным хлебом.
— С едой-то сам справишься? — усмехается она и отходит в сторону; её место с противоположной стороны стола занимает настоятель.
— Ты ешь, не стесняйся, — старик кхекает, усаживаясь на табуерт.
Что ж, приятного мне аппетита.
Первая ложка супа отправляется в рот и, приятно обжигая пищевод, ухает в желудок.
Пока я ем, хранители молчат да наблюдают за мной… Эяла сидит на кровати, нервно теребя одеяло; Фрол стоит, прислонившись спиной к бревенчатой стене; настоятель улыбается, барабаня узловатыми пальцами по столу. Хоть я и увлечён едой, однако чувствую на себе их пристальные взгляды. Хранители словно чего-то ожидают от меня. Придётся разочаровать, ибо нечем мне их удивить.