Пробужденное пророчество

— Но…

— Нет, Асмадей. Я знаю, почему ты так рвешься туда, но без Печатей тебе там делать нечего, а ограничение до третьего Круга… он тебя размажет. Просто и без выкрутасов. Прости, ты ведь и сам это понимаешь. Я знаю, что ты жаждешь мести. Жаль, но не в этот раз.

— Решил для себя это приберечь, — прошипел демон, теряя над собой контроль. Воздух на террасе ощутимо нагрелся.

— Держи себя в руках, Асмодей! — ледяной голос Арканы резко остановил нагревание, и температура начала быстро понижаться.

Яростно сверкнув глазами, князь вышел. Творец и Хранительница остались одни.

— Как же с ним бывает сложно… — выдохнул Раадан, падая в плетеное кресло и вынимая из воздуха банку пива.

— Почему он так рвется к сорок восьмому? — решилась спросить Аркана.

— Там возродился Левиафан. Ты слишком молода, чтобы это помнить, но… В свое время эта тварь едва не уничтожила Прайм. Мы все уцелели лишь благодаря Скульптору.

— Кто это?

— Неважно. Пока тебе достаточно знать, что он во много раз сильнее меня. Тогда он выдернул нас всех из небытия, отмотав время назад на три тысячелетия по исчислению Прайма, и мы успели остановить Левиафана. Больше всех досталось Дианари, именно после этого она стала Звездной Всадницей, но и Асмодей пострадал. В первую очередь — из-за нее, так что у нашего князя есть все основания люто ненавидеть Левиафана. Хотел бы я знать, какой урод освободил эту тварь…

— Вы пришли лишь для того, чтобы сообщить мне об этом и запретить выполнять просьбу Асмадея? — максимально холодно спросила Хранительница.

— Нет. Ты должна немедленно отправиться к границе сферы сорок восьмого мира в секторе h-35, и дожидаться связи со мной или Александером. Асмодея можешь взять с собой… пусть лучше будет под присмотром.

После таких слов Раадана Аркане было сложно помнить, что речь идет об одном из самых могущественных и древних демонов Прайма, Асмодее Повелителе огня, Первом князе Абисса.

— Это все?

— Да. До связи, — он поднялся на ноги и направился к выходу. В дверях Творец едва не столкнулся с Асмодеем.

— Не как демон — Творцу, а как друг — другу, скажу — Раадан, ты самый большой дурак, которого я когда либо видел.

Тот в ответ прошипел что-то неразборчивое и исчез.

— Ну что, выгонишь меня? Или был приказ присматривать? — с иронией осведомился Повелитель огня.

— Как хочешь. Можешь остаться, можешь уходить. У меня еще есть дела, — с этими словами Аркана Белое Пламя, дракона и первая Хранительница Прайма, покинула террасу. Асмадей же вновь занял свое любимое место на периллах балкона и, задумчиво глядя вниз, улыбался своим мыслям. В его голове рождался рискованный план.

Глава XXIV. Ничего непристойного…

— Хоть я и понимал, что воровством долго не проживешь, но выбора-то не было… А потом меня заметил Губерт. Заметил — и взял в ученики. Я нарочно при нашей первой встрече показал ему, что я такое, но на его решение это не повлияло. Ну, а о дальнейшей моей судьбе ты знаешь, — Киммерион устало улыбнулся и откинулся на одну из разбросанных по ковру подушек. Пальцы левой руки нежно поглаживали полированную деку скрипки. Той самой, которую подарил Губерт. Кайран де Марано знал, что говорил — осторожно уложенные в футляр, обломки чудного инструмента тут же вновь стали единым целым, и звучала скрипка ничуть не хуже, чем раньше.

— Ты в подземельях поседел? — тихо спросил Вэйлианесс. Он лежал рядом на ковре, положив голову на колени скрипачу. Эль'Чант даже не шевелился — боялся спугнуть странную связь, незримую, но от того не менее крепкую, возникшую между ним и Кимом. Нет, разумеется, между ними ничего не было, и быть не могло — просто голова лорда лежала на коленях Киммериона, и беловолосый эльф рассеянно перебирал короткие светло-золотистые пряди.

Вэйлианесс был абсолютно счастлив. Впервые за свою долгую жизнь он понял, что такое любить, любить полностью, без остатка, самое себя отдавая этой любви, и не имело значения, что Ким испытывал к нему лишь дружеские чувства. Лорд растворялся в этой любви, и не существовало более никого и ничего. Он понимал, что Киммерион никогда не ответит ему взаимностью, понимал, что для лесного эльфа такая любовь противоестественна, но он и не просил ничего. Он был счастлив оттого, что его голова лежала на коленях Кима.

— Окончательно — да, — после короткого молчания ответил эльф. — Первая половина моих волос стала белой в тот проклятый вечер, когда моя беременная сестра была вынуждена на моих глазах отдаваться трем пьяным ублюдкам, чтобы получить деньги мне на лекарства. А меня заставили на это смотреть. И если я закрывал глаза или пытался отвернуться, они ее били, или придумывали что-нибудь похуже. А потом, когда они ушли, Лианэй сказала: « — Зато у нас теперь есть две золотые марки…». Я думал, что умру. Я надеялся, что умру. Это была подлая, эгоистичная надежда, но она была. Я был готов совершить самое страшное преступление, только мысль о том, что Лиа без меня не выживет, остановила меня. А так хотелось войти вечером в какой-нибудь ресторан, где кутит вся эта «золотая молодежь», достать меч, и убивать. Убивать до последнего вздоха. Пока кто-нибудь из этих ублюдков не окажется ловчее, быстрее, хитрее, умелее или попросту везучее, и не отправит на тот свет уже меня. Очень хотелось, — руки Киммериона дрожали. Вэйлианесс перевернулся на живот, осторожно взял в свои руки тонкие кисти скрипача и прижался к ним губами.

— Тебе нельзя умирать, — прошептал он. — Если ты умрешь, мир тоже умрет. Тебе нельзя умирать… Понимаешь — нельзя!

— Вэй… Прости меня, — неожиданно сказал Ким. Лорд с удивлением поднял голову и посмотрел возлюбленному в глаза. — Я не имел права появляться в твоей жизни.

— Ты даже не представляешь, насколько я рад, что познакомился с тобой, — все так же тихо заговорил Эль'Чант. — Ким, моя жизнь была бессмысленной до нашей первой встречи. Я жил, работал, дрался на дуэлях, иногда писал пьесы для театра, небольшие фортепианные произведения, стихи… Спал, ел, занимался сексом… Страшно вспомнить, сколько любовников и любовниц у меня было за последние сто лет. Но все это было существованием. Бессмысленными функциями организма. Только когда я встретил тебя, я понял, что такое любовь, настоящая любовь, а не тот фальшивый коктейль из похоти и вожделения, который прячется под ее маской. Только тогда я понял, что любовь — это и есть смысл жизни. Настоящая любовь. И не важно, взаимна она, или нет. Я начал жить после того, как умер, — Вэй с улыбкой коснулся шрама напротив сердца под расстегнутой на три верхние пуговицы рубашкой. — И все это лишь благодаря тебе. Если бы не ты, я так и оставался бы до конца жизни набором функций организма.

— Но ты ведь знаешь, что я… — Вэйлианесс не дал ему договорить, прижав палец к губам скрипача.

— Киммерион, ты не понимаешь. Мне не нужно спать с тобой или целовать тебя для того, чтобы быть счастливым. Настоящая любовь дарует счастье взглядом. Я счастлив оттого, что могу смотреть на тебя, слышать твой голос, ты делаешь меня счастливым, когда улыбаешься или хмуришься, пьешь свой любимый виски или играешь на скрипке. Каждое твое движение, каждый твой вдох — мое счастье. И для того, чтобы быть счастливым, мне не нужно с тобой спать.

Ни слова не говоря, Киммерион обнял Вэя. Тот положил голову ему на плечо, и они сидели так около часа.

А потом Ким взял скрипку.

И Вэйлианесс был счастлив.

— Вэй, я очень устал сегодня, — сказал Ким, допив виски из стакана. — Скоро уже утро, и я сейчас усну прямо здесь, если сейчас же не дойду до кровати.

— Я тоже хочу спать, — улыбнулся Вэйлианесс. Гибким движением поднялся с ковра, помог встать Киммериону, и в этот миг открылась дверь гостиной.

Они обернулись одновременно.

На пороге стоял высокий черноволосый человек в бархатном темно-вишневом камзоле, высоких сапогах из мягкой кожи и алом плаще. У человека были красно-карие глаза и резкие черты лица. На поясе висел длинный меч в потертых ножнах, не вяжущихся с роскошью одежды. Впрочем, Александру Здравовичу никогда не было дела до того, подходят ли Сюзерен и его ножны к костюму, или нет.

— Доброй ночи, Киммерион. Здравствуйте, лорд Эль'Чант.

Ким смертельно побледнел. Его лицо исказила ненависть, в изумрудных глазах запылали искры безумной ярости.