Пробуждённые
Шрифт:
***
– Почему ты не посоветовалась со мной? – Мать была возмущена поступком дочери. – Стоило мне уехать по работе на три дня, а вы уже расписались!
– Потому что я люблю его!
– А мне сказали, что он бабник и бандит! Ну что уж, делать нечего. Думаю, вы уже многое успели без меня, – мать неоднозначно намекала дочери.
Свадьбу сыграли скромную, гостей было немного, но устроено всё было хорошо. Правда, мать так и не купила дочери платье, то самое – свадебное, белое красивое… Возможно предполагалось, что брак будет недолгим и вкладываться нечего.
– Мам, я беременна. – Чувства Тамары были смешанными. С одной стороны, эта беременность радовала, являясь знаком свободомыслия и собственного решения для молодой женщины.
– Ну и что ты намерена делать с этим? – мать, казалось, была не удивлена, но недовольна.
Брожение мыслей на тему нужна эта беременность или нет, отягощённые физическим состоянием Тамары (тошнило и рвало несколько раз на день), длилось порядка четырёх с половиной месяцев. Наконец, решение было принято, и Тамара с матерью переступили порог клиники с целью избавиться от ребенка. Врач оказалась знакомой их семьи.
– Здравствуйте, Маргарита Семёновна! А мы вот с дочкой к вам.
– Вижу, вижу! Проходите!
– Мы к вам с деликатной просьбой. Видите ли, беременность беспокойно протекает. Тошнит. Рвёт постоянно. Может что-то не в порядке. Посмотрите, пожалуйста. Вообще-то мы намерены избавиться от ребенка. Не вовремя всё это, да и тяжело Тамаре.
В словах этих была, конечно, неискренность, потому что мать сама была медиком и понимала, что редкая беременность проходит безоблачно. Дело было в молодом муже Тамары. Он был военным. И матери Тамары не хотелось, чтобы дочка так же, как она сама, моталась по гарнизонам и военным городкам. Причём могли перебросить служить в любой момент. Да ещё и, как и все молодые офицеры, он был не прочь пригубить по пятницам, что категорически не принималось в семье Тамары.
– Ну, а где алкоголь там и бабы, – неустанно повторяла мать Тамары. – Сама проходила.
Поэтому молодой муж Тамары был откровенно не нужен. А тем более его ребёнок.
Все эти соображения аккуратно были выложены врачу под сладким соусом, типа «девочка ошиблась».
– Я вас, конечно, понимаю. Но помочь вам не смогу, – заявила врач после осмотра. – Срок очень большой. Да и вмешиваться в чужую личную жизнь, я тоже считаю неправильным. Я имею в виду ребёнка.
«Дочка у вас на поводке видимо уже привыкла сидеть», – этих слов врач, конечно, вслух не произнесла.
***
– Ну что же вы, мамочка, держите себя в руках! – врачи в родильном зале сторожили пациентку.
– Все рожают, и вы родите!
– Что же никто не предупреждает заранее, что в родах такая адская боль!?
– Так если бы все знали, наверное, половина отказались бы рожать, – врач по-доброму усмехнулась.
Роды растянулись на трое суток. Схватки то начинались, то прекращались. По итогу третьих суток у ребёнка перестало прослушиваться сердцебиение. И врачи забили тревогу, стали стимулировать роды.
Ребёнок родился с обвитой вокруг шеи пуповиной. Стимуляция дыхания, обычно проводимая для того чтобы ребёнок сделал первых вздох, не сработала. Лица врачей были встревоженно-настороженные. Смерть младенца не была выгодна никому, более того, она портила статистику клинике.
Ребёнка положили и стали заниматься матерью.
– Что с ребёнком? Почему он не кричит? Ответьте мне сейчас же!
– Тише, тише, все нормально. Все необходимое мы делаем. Не волнуйтесь.
Тамара понимала, что происходит, что-то не правильное. И её обманывают врачи. Крика ребёнка она не слышала. «Может галлюцинации?» – решила она. Лица врачей ей тоже показались встревоженными.
– Обморок! Скорее! Ещё её не хватало потерять!
Началась суета, в которой было не до ребёнка…
***
…Приятное ощущение полёта! Лёгкость… Как будто одновременно закончились тревога, боль и чужие руки больше не сжимают. И тянет куда-то вверх. Очутившись где-то в облаках, ребёнок ухватился за какую-то опору и подтянулся вверх. Как если бы ребёнок ухватился за край стола и, вставая, подтянулся и посмотрел: а что
же на нем?Взору предстали три человека. Один, с длинной бородой, стоял посередине и молча выслушивал того, кто говорил справа от него (борода у того была короткая). Слева стоял юноша со склонённой головой и тоже молчал.
– Может хватит уже? Было столько трудностей, борьбы. Зачем ещё?
Голос говорящего был настойчивым, а высказывания рассудительными и аргументированными. Однако его пламенные речи остались без внимания.
– Нет, – ответил тот. – У неё есть ещё задача.
На этот раз ребёнка охватило чувство падения. Очень стремительного, но бережного… На потолке рамки из которых исходит яркий свет. Слепило глаза. Он хотел крикнуть, дескать: «что-так-ярко-то светит». Однако вместо этого услышал свой собственный крик – крик младенца! «Ну вот! Снова я ребёнок!» – понял он. Дальше – провал. Как будто заблокировали возможность проявлять себя «как взрослый человек». Пришлось смириться, что тело снова начнёт своё развитие с младенца. Пришлось смириться, и не смотря на здравое сознание, ты ограничен в выборе действий,и придётся играть роль, соответствующую твоему возрастному периоду: сосать грудь, чтобы поесть, учиться ходить, говорить, и вообще подчинить своё новое тело себе, своему разуму, который никак не вмещался и не соответствовал нынешнему телу. Про таких детей говорят: зрелый человек в теле ребенка. Смирение стало первой задачей новорождённого.
– О, Господи! Она очнулась! Ваша девочка очнулась! – услышав детский крик, врачи бросились к ребёнку, позабыв о роженице.
– Неужели! Сколько времени?
– Восемь минут? Не может быть! Неужели ожила? Чудеса…
– Теперь только непонятно, что с мозгом… До пяти минут допускается проводить реанимационные действия… Потом мозг умирает.
Выписывали из роддома по прошествии положенных пяти суток. Тамаре принесли ребёнка. Встречала мать. Теперь уже бабушка. Будучи медиком, она решила развернуть ребёнка, осмотреть.
– Боже мой! А это что? – возмутилась она.
На голове у ребенка красовалась огромная гематома неизвестного происхождения.
Так Тамару и девочку оставили в клинике.
Прошёл месяц. Тамара исхудала от казённых харчей. Нервотрёпка, обход по часам и казённая кровать утомили её необычайно. Ребёнок в весе не прибавлял. И бабушка взяла на себя смелость забрать под расписку дочь и внучку домой.
– Что же вы делаете? Вы так рискуете здоровьем ребёнка, забирая её домой. Вы же видите, что ей не становится лучше.
– Дома я сделаю все возможное, чтобы ребёнок поправился. Окажу должный уход. А у вас я потеряю и дочь, и внучку.
Решение было твёрдым и обжалованию не подлежало. Так Леночка оказалась дома под неусыпным взором бабушки, у которой вызвала высокое чувство ответственности. У матери же не совсем. Да и зачем? Леночка в надёжных руках. А тут ещё начались трудности в браке. Тут не до ребёнка.
***
Леночке было почти три года. Каждое лето бабушка забирала её к себе на дачу на весь летний период. Лене нравилось на даче. Природа вокруг так и дышала теплом и радостью, источала приятные ароматы трав и цветов. Дневной сон, после утренней беготни за кузнечиками и бабочками, был сладким. Леночке казалось, что вся природа живая и добрая, и умеет говорить на своём языке. Вот жук спешит по своим делам и пыхтит, как будто опаздывает, вот большая и пушистая гусеница вяло ползёт по ветке как бы приговаривая – ох как я устала ползти вверх! Кузнечики, беззаботно прыгающие в траве особенно резво, когда к ним приближаешься. Кузнечиков Лена делила на три группы: одни были с жёлтыми крылышками, бледноватыми и Лене не очень нравились. Другие – с красными крылышками. Эти были всегда крупными и казалось какими-то злыми. А ещё были кузнечики с голубыми крылышками. Леночке они казались добрыми существами. Леночке казалось, что природа дышит: летом – теплом, зимой – уютной прохладой, осенью – жёлто-красной нарядной листвой, а весной – радостью и подснежниками!