Продавец иллюзий, или Маска страсти
Шрифт:
– Так срочно?
Мой вопрос он проигнорировал.
– Выезжаем с утра.
– Ты тоже едешь?
– У меня дела. Я дам тебе двух провожатых. Сейчас я тебя с ними познакомлю.
Он позвонил по сотовому, и вскоре передо мной появились уже знакомые мне Лещ и Ворона.
– Они и поедут с тобой.
– Раньше у меня был другой телохранитель. Он-то куда делся?
Александр посмотрел на меня, но ничего не ответил, а я проплакала почти всю ночь. Мне почему-то казалось, что Вадима уже нет в живых. «Дура ты дура, – уговаривала я себя. – Доказательств смерти у тебя
Утром меня подняли рано, в шесть. Я выпила кофе, собрала свои нехитрые пожитки, и мы поехали в аэропорт. Сопровождали меня Лещ и Ворона. Александр остался дома, предварительно предупредив, чтобы я ни в коем случае «не глупила».
Этот сказочный городок Альтхаузен… Когда-то, живя в поселке Косые Кручи, а потом в районном центре, я мечтала о таком тихом простом бабском счастье: цветочки на окнах, тишина, чистые мостовые, аккуратные домики. Городок был иллюстрацией, словно сошедшей со страниц детских сказок. Невольно из моих глаз покатились слезы.
Я ехала в машине. За рулем был Ворона. Рядом – уже знакомый мне Лещ. Он несколько раз посмотрел на меня, нахмурившись, потом не выдержал и спросил:
– Чего ревешь?
– Тебе какое дело? – вспыхнула я.
Он равнодушно пожал плечами.
– Никакого. Хочешь – реви. Хочешь – не реви. Только не превращайся в буйно помешанную. Этого я не потерплю. Не вздумай орать, бросаться на меня с кулаками. Усекла?
Я ничего не ответила, смотря в окно.
– Это даже не инструкция, детка. Это – закон. Чего ты там в окне увидела? – не унимался он.
– Красивый пейзаж.
– А, это… – ухмыльнулся он. – Любуйся. Только недолго тебе им любоваться придется. Ты будешь сидеть на вилле. И за ее пределы – ни шагу. Это тоже не инструкция, детка. Это – закон.
Похоже, его задачей было действовать мне на нервы. Я стиснула зубы. Меня везут на виллу. Зачем? Спрашивать у этого отморозка бесполезно, он мне не ответит, хотя наверняка в курсе. На рядовую шестерку он не тянет. Это очевидно. Лощеный весь такой, гладкий. Сколько я просижу на этой вилле? Как долго меня намерены держать? Я поняла, что на свои вопросы не получу ответы, и снова уставилась в окно.
– А если я сейчас открою дверцу машины и заору? – спросила я.
– Попробуй, – лениво откликнулся Лещ. – Это слишком рискованно с твоей стороны. Я быстро затолкаю тебя обратно, ты не успеешь даже добежать до поворота. Не сомневайся. Мне платят не за красивые глаза.
– Лещ! – сказал шофер. – Будет тебе девчонку пугать!
– А я люблю пуганых, – при этом его глаза сверкнули. – Баба если пуганая, то не возникает и свое место знает. А эту, видно, пороли мало.
– Лещ, не забывай, что нам нужно делать…
– Да помню я, помню, – с некоторой досадой откликнулся он. – Ты мне тоже не указывай. Не вырос еще…
Возникшая перепалка так же быстро утихла, как и возникла. «Лещ, очевидно, питает ко мне особую любовь», – поежилась я. И пощады мне ждать от него не придется. Интересно,
что меня заставят делать в Альтхаузене? В этот же городок звонил незадолго до своей смерти Бергер.Во рту стало как-то неприятно сухо, я подумала, что очутилась в западне, а как выбраться оттуда – неизвестно. И получится ли у меня?
Вадим непонятно где. Исчез, даже ничего не сказав… И можно ли после этого всерьез на него рассчитывать? Не глупость ли это?
Я вдруг почувствовала себя такой одинокой и несчастной, что мне снова захотелось плакать. Но я сдержалась. Не хватало только еще перед этим ублюдком показывать свою слабость. Что бы там ни было, я не должна демонстрировать им свое отчаяние и полный упадок сил! А именно в таком состоянии я сейчас и находилась.
Мы выехали за пределы городка, перед нами тянулось шоссе, и вдалеке по обеим сторонам виднелись ухоженные домики.
Лещ пару раз бросил на меня быстрые взгляды, но я сделала вид, что не замечаю этого. Я сидела и смотрела в окно, гадая: скоро ли мы приедем?
Наконец дорога вильнула влево, и через пять минут мы уже тормозили перед воротами.
– Сама выйдешь или помочь? – раздался голос Леща.
– Сама, – бросила я.
– Ну, давай, давай! Топай ножками…
Ворота открылись, и мы въехали на территорию, покрытую тротуарной плиткой. Посередине стоял двухэтажный дом, перед ним – ухоженная лужайка.
Мы зашли в дом, где нас встретила высокая женщина лет пятидесяти пяти, худая, с бесцветным лицом. Она сначала посмотрела на меня, потом на Леща.
– Вот наша пациентка, – громко сказал Лещ, как будто бы обращался к глухой. – Любить необязательно. А жаловать – надо. Правда, в меру.
– Хорошо, я все поняла. Меня уже предупредили. – Женщина говорила по-русски с сильным акцентом.
– Ингрид – твоя экономка или надзирательница. Как тебе угодно. Она будет смотреть за тобой и следить за каждым шагом. Можешь не беспокоиться, сделает она это весьма хорошо. У Ингрид шведско-литовские корни. Когда-то ее предок был репрессирован, так что личная неприязнь у нее к тебе есть.
– А это – Марина, – кивнул он на меня.
– Я – Настя.
– Поговори еще! – замахнулся Лещ рукой в мою сторону. – Раз я сказал – Марина, значит, будешь Мариной.
– Ты будешь есть? – обратилась ко мне Ингрид. – Или спать?
– Прошу мне не «тыкать», – сказала я. – Да. Я поем.
Она развернулась ко мне спиной и зашагала по коридору.
– Там кухня, – показал рукой Лещ. – Топай туда, если хочешь поесть. Добро пожаловать на виллу «Караси».
– Почему «Караси»?
– Это тебя уже не касается. Караси – значит, Караси. Ты вообще задаешь слишком много вопросов. Прыткая больно. Ты есть идешь или нет?
– Думаю.
– Думай. Тогда голодной до утра останешься. У Ингрид не забалуешь…
Чем-то мне Ингрид напомнила Эльвиру Николаевну. Но та теперь уже казалась мне не Бабой-ягой, а доброй феей по сравнению с этой шведско-литовской ведьмой. Я пошла по коридору в кухню, ощущая на себе тяжелый взгляд Леща.
Кухня была большой, в серо-белых тонах. На столе стояла тарелка с кашей и стакан молока.