Продвинутый аккаунт

Пашка огляделся и нашёл свой телефон, отлетевший в начале внезапного нападения в сторону. По экрану расползлась паутина трещин.

Твою, господи боже, мать!

Лоб покрылся холодным потом. Сердце провалилось куда-то в живот. Вопли Лебедева смазались в ушах в какой-то тревожный гул, заглушённый шумом крови.

Но экран, шершавый наощупь теперь, разблокировался. Под сеткой расколов было видно рабочий стол, и «Дополненная реальность» зашлась.

«Заткнись!» — написал Пашка сынку папкиной тёлки в «назначить действие», разбив троих пришедших драконов, недоведённую «П» и перевёрнутый «игрек».

Лебедев умолк на полуслове, тяжело дыша.

— Пойдём, Люся, — потянул её за плечо Пашка.

— Что он говорил про твоего папу? Кто это?

— Пойдём, пока он тебя не ударил, — прибавил Пашка, и она, наконец, встала на ноги.

Лебедев покраснел, хотел метнуться следом, но потом наоборот расселся на дороге и закрыл руками голову.

— Ему помощь нужна…

— Пойдём, говорю. Хрена с два мы ему сейчас поможем. Он в заднице.

Из-за козлины Лебедева пришлось во всём сознаваться по пути к её дому. Историю с блядками отца Пашка рассказывал сквозь зубы, клокоча от гнева и стыда. Люська стала смурной и очень сочувственной.

— А где же ты теперь живёшь?! — ахнула она, когда он добрался к ссоре с матерью. — Это когда было?!

— Вчера утром. Я… у репетиторши по математике. Так получилось. — Пашка решил не вдаваться в подробности и Зинку прямо не называть.

— Хочешь, я с Еленой поговорю? Она, наверное, сгоряча так… На нервах, — выпалила Пионова.

— Не позвонила ни разу за два дня, — напомнил Пашка. — Не лезь к ней. Такого наслушаешься. Не нужно, пожалуйста. Пообещай, — остановился он.

Люська упрямо вздёрнула нос. Но потом всё-таки дала слово с Пашкиной мамой не беседовать.

— Но ты же не можешь без дома быть. Как же так?

— Ну… посмотрим. Квартиру снять можно.

— Они же не станут теперь за неё платить, если вы так поругались, — всплеснула руками Люська, и добавила: — родители.

Пашка закусил губу. Не сходились в его легенде дебет с кредитом.

— Может, бабушка поможет, — нашёлся он.

— Но почему ты живёшь у репетитора, а не у бабушки?!

— Не хотел её этим расстраивать, — объявил Пашка, хотя бабок обеих недолюбливал и в целом плевать на них хотел. — Ну, говорить про родительские мутки.

— Понимаю, — ещё больше помрачнела Пионова. — Я у мамы с папой спрошу, нельзя ли тебе у нас остаться, в комнате для гостей, хочешь?

— Ой, нет! — встрепенулся Пашка. — Не нужно. Я это… ну, решится же как-то явно всё на днях, — покривил душой он. — Давай поменьше всем рассказывать.

— Синяк будет, — грустно вздохнула Люська, погладив Пашку по левой скуле.

— Бадягой той намажу, — ухмыльнулся он, чуть повеселев. — Авось пронесёт. Пойдём. А то поздно уже. А я, всё-таки, живу в гостях…

Лицо Пашка пофиксил приложухой за двести баллов по дороге к Зинке. Ещё ему дали пару недоведённых «П», «G» на боку, медведя и десятого в строке дракона.

«Вы достигли 68-го уровня!»

Трещинки на экране телефона были частыми и очень мелкими, под ними с трудом разбирался текст. А ещё теперь любая капля воды могла коротнуть всё устройство до состояния кирпича. И от этого стыла кровь в жилах.

Пашка глянул сервисы в окрестностях, но всё было закрыто до завтра.

К Зинке он пришёл в очень мрачном расположении духа.

— Ты долго, молодёжь! — встретила математичка своего гостя в половине двенадцатого. — Молодец. В выходные нужно отдыхать и впечатлений набираться. Голодный?

Пашка с благодарностью согласился на ужин. Драка, нервотрёпка и долгая ходьба до Люськиного дома изрядно измотали наеденные на фудкорте запасы калорий.

— А у меня вот по субботам день для отдыха и расслабления, — поделилась Зинка, щедро накладывая в тарелку макароны по-флотски. — Устраиваю себе психологические каникулы. Ты мне не ответил, я вот, сама выбрала, что готовить, — с извинением добавила она. — Подумала, что от селёдки пить будет всю ночь хотеться. Я завтра в филармонию иду, а днём — гулять по частному сектору. Сейчас вишни цветут, так красиво, просто душа радуется. И запах такой… молодой, из прошлого. Так что ты завтра на хозяйстве. Я потому ключи брать не буду, замок утром захлопну, если ты спать будешь, а связку оставлю на крючке у двери. Если куда пойдёшь, и к половине десятого не вернёшься, сообщи, пожалуйста, где мне можно будет ключи перехватить. Концерт до девяти.

— Вечером буду дома, — пообещал Пашка, тронутый такой заботой.

Вопросов о родителях Зинка тактично не задавала.

— Ещё очень переживаю об Игоре Дмитриевиче, историке нашем, даже подумала сначала к нему зайти — но, наверное, это будет неуместно. Тут вот не знаешь, когда поддержка придётся кстати, а когда только из себя выведет… Наверное, будет достаточно помочь материально, хотя что от того проку в такой ситуации… Но фонд помощи от школы открыли.

Пашка моргнул. Это что же, гнидень коллегам растрезвонил про потерю миллионов и не сообщил, что они вернулись?! И ему ещё и бабло за такое скотство собирают?!

— Ты чего, Паш? — удивилась изменившемуся выражению лица математичка.

— Вы что, деньгами для него сбрасываетесь?!

— Ну да. Расходы-то никуда не делись, государство за коммуналку не начинает меньше брать, когда у человека горе. Ох, только бы отыскались, — Пашка успел рассвирепеть от подобной наглости историка так, что приложуха успокоила драконом, показавшимся в едва видном из-за разбитого экрана пуш-уведомлении, прежде чем Зинка добавила неожиданное: — живыми и здоровыми.

— Кто нашёлся? — подозрительно уточнил Пашка.

— Жена и матушка! Ты что, не знаешь?! — ахнула Зинка. — Ну молодёжь. Я думала, уже даже первоклашки в курсе. У Игоря Дмитриевича супруга и мать без вести пропали. Вот, наконец, полиция заявление приняла, до того твердили, что три дня не прошло. Жуть что творится в мире.

Пашка моргнул.

То есть гнидень пропал с работы не потому, что у него деньги со счёта снялись?

— А что… случилось? — растерянно спросил Пашка.

— Никто не знает. Исчезли обе в один день, ещё в начале недели. Никто не видел. Вещи все, документы, телефоны даже на месте. Похоже по всем признакам на настоящее похищение. Хотя очень это всё странно и страшно. Как держится Игорь, не знаю. Звонить побоялась, только сообщение отправила. Такое горе.

Пашка слушал потрясённо. Вот это новость!

— Ты будь осторожен, на всякий случай, — добавила Зинка. — По дворам ночами не ходи, только по освещённым улицам, где прохожих много. И к машинам близко не приближайся. А если что — кричи как потерпевший, плевать, что кто подумает. Главное — внимание привлечь.

Пашка кивнул.

Надо же…

Внутри шевельнулось что-то вроде сочувствия к ненавистному историку. Потом припомнилась инфа, почерпнутая из приложухи: так-то он должен был скорее обрадоваться такой пропаже, блин. Сочувствовать бабам этим надо — если выкуп попросят, фиг он что даст, хотя и вернул миллионы. Зинка думает, он там горюет, а он, небось, празднует.