Продюсер

Ну, а Артем, уже в самолете, протянув билет, вспомнил про кусочек бумаги, который получил от диковинной красавицы, по странному стечению обстоятельств работающей в аэропорту английской столицы. Достал бумажку. Прочитал: «Izabel Le Clerk» и телефон. Судя по имени, внешнему виду и фамилии девушка была родом из Полинезии. Видимо, предки перебрались в Британию, и теперь такие жемчужины украшают безликий английский генофонд.

«Это несправедливо!» — подумал Артем и решил обязательно ей позвонить при первой же возможности.

Экзотические любовные приключения для него были особенно увлекательны, и он аккуратно переписал ее данные в телефонную записную книжку, а клочок бумаги убрал в бумажник. Но перед этим украдкой провел им под носом и вдохнул чуть ощутимый тонкий аромат, задержавшийся на бумаге после прикосновения Изабель. Прикрыл глаза и замечтался, не заметив, как самолет взлетел, набрал высоту, преодолел две тысячи миль и приземлился в Шереметьеве. Миссия была выполнена успешно и без потерь. Не считая чуть сжимающегося от воспоминания о мимолетном знакомстве с Изабель Ле Клерк сердца. Ничто ведь так не обжигает сердце, как краткий миг знакомства с прекрасной девушкой и следующее за ним расставание навсегда.

В гипсе

Медянская уехала домой, а Геннадий Дмитриевич Агушин так и остался сидеть в синем больничном коридоре. И… был вознагражден.

Во-первых, зазвонил один из двух изъятых у Фадеева телефонов. На дисплее высветился номер, а затем появилась надпись «ФРОСТ». Агушин аккуратно посмотрел на часы, сделал пометку в своем блокноте и нажал кнопку «Принять вызов». Приложил трубку к уху и почти шепотом, изменив голос, ответил:

— Алло? Кто это?

— Да. Это Фрост! Митя, ты куда запропастился? Почему не отвечаешь? А?

Агушин молчал. Ему было интересно, что же такое должен был искалеченный Фадеев сытому и богатому медиаолигарху Фросту. Следователь запыхтел в трубку, провоцируя собеседника на продолжение разговора. И Корней раздраженно закричал:

— Что ты пыхтишь?! Куда ты пропал? Нас чуть не повязали всех. Твоя девка так и не появилась! Поганая организация! Дерьмо, а не концерт! И ты хочешь, чтобы я тебя взял на работу?! Никогда! Слышишь? Фадеев!

— Угу.

— Мычи не мычи, а документы все привезешь завтра же! И еще, какого хрена ты мне присылаешь всяких уродов?! Чтобы больше я не видел и не слышал этого Бессараба! Приперся качать права. Бычара хренов! Больше он тебе не поможет. Готовься, Митя, ответить за все! Сам приедешь и бумаги тащи! Все.

Фрост разъединился, и Агушин сосредоточенно потер ладоши. Выходило, что у Мити Фадеева с Фростом есть какие-то общие дела, договоренности по поводу проведения концерта. Мало того, видимо, Митя пожаловался на Корнея Львовича своей так называемой «крыше» — Ивану Бессарабскому, и тот приходил с разборками к самому Фросту.

«А теперь Бессараб пропал…»

Агушин остро жалел, что узнал об этом только сейчас. Было бы архиинтересно узнать, что же требовал у медиамагната этот шлицевский пес?

«А что, если Корней его и…»

Агушин быстро отыскал в блокноте записи по Фросту и добавил туда несколько пунктов о Бессарабе, Мите, концерте и каких-то бумагах. Выходило так, что Митя по поручению Фроста оформлял какие-то документы, но теперь он вышел из его доверия. Корней Львович не сказал, какие именно документы должен передать Митя, но Агушин мог и сам догадаться, что речь идет, скорее всего, о наследстве Иосифа Шлица. Значит, Митя Фадеев, бывший верный помощник продюсера Шлица, вместо того, чтобы помогать вдове Медянской оформлять наследство и разбираться с делами и артистами, продался за тридцать сребреников и подыгрывает конкурентам! Это еще не тянуло на преступление, но могло быть серьезным мотивом для совершения преступления.

«Ну и гадюшник…»

Во-вторых, еще одна удача: Фадеев, несмотря на серьезный ущерб для здоровья, к двум часам ночи очнулся и начал говорить, хотя и шепотом. Понятно, что Геннадий Дмитриевич появился перед ним почти моментально.

— Здравствуйте, Дмитрий! Как здоровье?

— Плохо.

— Ну, ничего, ничего. Поправитесь. Вы же не женаты?

— Был. Уже нет.

— Вот. До свадьбы, значит, заживет. У меня к вам очень много вопросов, господин Фадеев. Кстати, а вы сами, добровольно ничего не хотите мне сказать?

Было видно, что Митя напрягся.

— Да, хочу. Я знаю, кто убил Шлица.

Агушин собрался в комок. Нет, он не был столь прост, чтобы сразу всему поверить, но это было первое показание, которое стоило хоть чего-нибудь!

— Вот как? Хотите сделать заявление? Тогда я слушаю, Дмитрий.

— Мне кажется, что это сделал… это сделал…

— Кто? Ну? — Агушин придвинулся совсем вплотную к висящему на растяжках Фадееву и нетерпеливо постучал по гипсу на ноге. Митя тяжело сглотнул и повернулся к следователю:

— Попить дайте… пожалуйста…

Агушин пошарил на тумбочке свободной рукой, схватил бутылку минеральной воды и протянул Мите. Но больной не мог ее держать самостоятельно, и пришлось Геннадию Дмитриевичу сыграть роль няньки и напоить из собственных рук калеку-директора. Напившись, тот закрыл глаза и мерно засопел. Агушин разозлился и слегка тряхнул свидетеля:

— Эй! Алло, гараж! Не спать! Гражданин Фадеев, очнитесь! Вы хотели заявление сделать? Ну, так давайте. Делайте!

Митя открыл глаза и часто заморгал. Видимо, он находился под действием сильных обезболивающих препаратов, которые ему регулярно вводила медсестра. Он оглядел потолок, потом стены и остановился на следователе. Слегка поворочал головой вправо и влево:

— А?

— Два!!! Ты что хотел сказать, Фадеев?! Если ты болен, то лежи и болей. Нечего отвлекать следствие. А то тебя привлеку, несмотря на болезни и травмы. Запомни, следствие — это не концерт! Это тебе не эстрада твоя паршивая. Корпоративы-шморпаративы, понимаешь, они устраивают! Еще раз спрашиваю: что хотел заявить? Слушаю.

— Я? А-а-а… Да. Кажется, вспомнил… Я думаю, товарищ следователь, что к смерти Шлица причастен Гарик. — Митя снова закрыл глаза и тяжело задышал.

— Так. Гарик. Какой Гарик? Фамилия, полное имя, отчество, адрес.

Агушину были нужны точные, внятные показания.

— Гарик? Это Гарик Бестофф. А отчества я не знаю.

Настроение Агушина мгновенно поднялось.

— Отлично. А что вы можете сказать про этого Гарика? Чем занимается? Зачем ему убивать Шлица? Причины, мотив?

— Он хозяин клуба. Клуб «Гоголефф». Знаете?

— Вот как? — брови Агушина поднялись вверх на максимальную высоту. Он хмыкнул и отложил карандаш и блокнот в сторону. Встал и прошелся по больничной палате. Остановился и наклонился над Митей: — Так-так. Значит, говоришь, «Гоголефф».