Проект по дружбе
Шрифт:
Уже на грани сна я слышу, что телефон бесконечно бренчит. Раз я могу пропустить, второй, третий, но на четвертый с раздражением подрываюсь. Хватаю смартфон и читаю сообщения от Жени.
Клокоча от ярости, я откладываю телефон. В свой выходной я вообще не планировал
Из-за злости я никак не могу уснуть. Ворочаюсь с одного бока на другой. Агрессивными ударами взбиваю подушку. Бред. Бред!
Это все долбаная заучка! Если бы не она, я бы вообще сегодня дома не ночевал! Придумала тоже, блин, энтертейнмент – в кино любоваться на слюни и сопли. При этом задрав голову! Кто вообще в здравом уме берет билеты на четвертый ряд?
А если хотите знать мое мнение, то героям вообще дружить не следовало. Могли переспать на старте и разбежаться. А то вот это потом выяснение отношений на сорок минут – ну такая скука.
Почти не раздумывая над своими действиями, с телефона снова открываю страницу Жени и смотрю на аватарку, где она выглядит такой тощей, что, кажется, и жизни в ней нет.
Господи, помоги ее не убить.
Через час я наконец засыпаю. А проваливаясь в сон, все равно будто слышу назойливую трескотню Гольцман. В этом пограничном состоянии я смутно пытаюсь уловить то, что меня тревожит, и никак не могу. В нервных метаниях я и провожу всю ночь.
Глава 10
На следующий день едва открываю глаза к двенадцати. Уснул только под утро, хотя я и при лучшем раскладе не встаю раньше десяти. Первым делом беру в руки телефон, и там уже с десяток сообщений от Гольцман. Я их даже не читаю. Сначала надо хотя бы поесть. Голодный я еще более негативный, чем обычно. Проверяю соцсети и вижу, что эта заучка маячит мне и оттуда. Хорошо хоть еще не позвонила. Мертвого достанет.
Поднимаюсь, натягиваю спортивки и футболку, плетусь умываться.
– Встал? – кричит мне из своего кресла дед.
– Нет, еще лежу!
– Засранец, – вяло парирует Де, и я ухмыляюсь.
Делаю себе яичницу и завтракаю под сериал. Настроение сразу улучшается. Наверное, это тупо, что мой эмоциональный фон напрямую зависит от наполненности желудка, но вот такая я примитивная скотина. Но я радуюсь ровно до того момента, как слышу повороты ключа в замке. Подрываюсь в коридор и успеваю к дверям как раз чтобы увидеть, как отец заходит в квартиру.
Сую руки в карманы и небрежно интересуюсь:
– Стучаться не учили?
Он скидывает ботинки, даже не глядя на меня:
– Зачем, если у меня есть ключ?
– Дед, – кричу в комнату, – напомни мне дверь на защелку закрывать!
– Ярослав, давай без ругани. Хотя бы в первые пятнадцать минут. Как у вас дела?
– Все путем.
Дед с кряхтением появляется в дверях комнаты. Уверен, что он каждый раз драматизирует, он у меня бойкий, не так уж и тяжело ему дается передвижение.
– Привет, Дим.
– Привет, пап.
Они замирают, глядя друг на друга. Ну прямо как после десяти лет разлуки в сцене из второсортного сериала.
Молча
разворачиваюсь и ухожу на кухню. Мою за собой посуду. Такая у нас с дедом договоренность, и я стараюсь ее не нарушать.К их диалогу даже не прислушиваюсь. У них свои отношения, которые меня не касаются.
– Чай сделаешь? – отец заходит на кухню уверенным шагом, прямо-таки по-хозяйски, и меня это нестерпимо раздражает.
За ним маячит Де.
– А что, прям по-семейному посидим? – едко бросаю я, но кнопкой чайника все же щелкаю.
– Ярослав.
– А что? Три поколения Шмелевых. Сейчас побеседуем, обсудим насущные дела.
Отец садится за стол, широко расставляет ноги, смотрит на меня исподлобья. Отвечаю ему таким же взглядом. Выглядит он, конечно, как чувак с обложки журнала про сытую, успешную жизнь. В сером спортивном костюме умудряется смотреться дорого. Хотя почему умудряется? Костюм и правда дорогой. Видно невооруженным глазом. У него и кипенно-белые носки кричат о том, что на них потратили неоправданно много денег.
Не выдержав, отворачиваюсь и достаю кружки. Завариваю чай, а дед с неизменным звуковым сопровождением режет ягодный пирог. Едва сдерживаю смех и чуть качаю головой.
– Шо веселимся? – интересуется он тихо, специально коверкая первое слово.
– Де, ну это прям МХАТ. Школа Станиславского.
– Ярик, ну не душни.
У меня буквально отпадает челюсть. Я округляю глаза:
– Давно слово новое выучил?
– Вчера, – довольно улыбается дед, – к месту употребил?
– Да, идеально.
И тут отец спрашивает, повысив голос:
– Над чем хихикаете?
Закусываю изнутри губы и перевожу дыхание. С бряканьем ставлю заварочный чайник на стол:
– О своем. Можно?
– Не запрещаю. Просто интересно.
– Вот уж спасибо, что не запрещаешь.
Дед в этот момент толкает меня плечом и приземляет рядом с отцом пирог.
– Садитесь, воробьи.
– Почему воробьи? – интересуется отец бесстрастно.
– Ершистые такие же, – дед с оханьем опускается на стул и бросает на меня хитрый взгляд. – Ну ладно, Дим, как дела? Какие планы? Чем живешь?
Я фыркаю:
– Де, ты один вопрос выбрать не смог?
– Как хочу, так и спрашиваю.
Отец отпивает чай:
– Все хорошо. На прошлой неделе вернулись с Бали. Варя вот в садик пошла на полный день.
Все внутренности в момент замораживает, хоть чай и горячий. Дыхание становится поверхностным, едва слышным. Хотелось бы, чтобы я перестал так реагировать на каждое упоминание о новой семье отца, но пока не выходит.
– Ну классно, – я отодвигаю кружку и встаю с места, – а мне надо в душ и к однокурснице, мы проект вместе делаем.
– Проект? В субботу? – переспрашивает отец, и в его голосе сквозит такой сарказм, что меня продуло бы до соплей, если б это было возможно.
– Да, проект. И да, в субботу. Можешь у своего дружбана Льва пробить, как ты все узнаешь про мою учебу. Он же там со всеми вась-вась, а? Проект по социологии. Узнай, пап, удостоверься.
Чтобы хлопнуть дверью, мне приходится проскочить арку, ведущую из кухни в коридор, и нервным шагом зайти в ванную. Но тут уж я силы не жалею. Воду включаю почти ледяную. Сжимаю зубы, стараюсь остыть – изнутри и снаружи. Только когда меня уже колотит крупная дрожь, добавляю горячую.