Профессор по вызову

И вдруг пришло еще одно сообщение. Уже заходя в лифт, он снова глянул — картинка. И тоже от Шапошникова. Нахмурившись, ткнул пальцем, и картинка расползлась на весь экран.

На мгновение у него даже дыхание сперло — такая на присланной ему фотографии оказалась красавица. Длинные, темные волосы — такие гладкие, что в них, казалось, отражался свет от вспышки фотоаппарата. Томные, ореховые глаза с еле заметной «азиатчинкой», точеный носик с модным пирсингом, красиво очерченный подбородок… Бледные, ровные губы, строгое личико и горделивая осанка потомственной аристократки. Или дочери гор. Или… турчанки? Татарки? Кореянки? В общем, непонятно, сколько тут кровей было намешано, но явно не одна. Всё как он любил!

Шумно проглотив скопившуюся во рту слюну, Багинский толкнул пальцем сообщение наверх и прочитал следующее — уже словами.

«Это моя Птичкина».

Ехидство прямо сочилось сквозь эти слова — что, мол, теперь скажешь? Не передумал?

Непонятно почему, Максим Георгиевич тут же взревновал. Что значит — «моя» Птичкина? С какого перепугу она «твоя», старая ты колоша? Не ты ли только что собирался прогнать ее, если не удастся использовать ее выступление для своих целей? Небось сам облизывался, да не вышло? Дала тебе «аристократка» от ворот поворот?

— Мистер, вы выходите? — нетерпеливо обратились к нему по-английски. — Это самый нижний этаж.

В смешанных чувствах, Багинский дернулся и поднял от телефона голову, недоуменно уставившись на молодого турка, который ожидал за раскрытыми дверями лифта. А точнее, на его широкие, кустистые, как у Леонида Ильича Брежнева, брови и подкрашенные густой сурьмой глаза. Отпрянув в изумлении, опустил глаза ниже — черная кожаная жилетка с множеством заклепок, обтягивающие штаны, под ширинку которых явно засунули что-то для визуального эффекта… Поморщился даже — что это за ходячая пошлятина?

Так и не дождавшись от него ответа, турок нетерпеливо фыркнул, зашел в лифт и демонстративно нажал на кнопку пятого этажа. Скосил быстрый взгляд на всё ещё раскрытую картинку в руках у Багинского, и тот заметил, что глаза парня с интересом сверкнули. Поджав губы, он спрятал телефон в карман, однако интерес у турка уже погас — подняв телефон к уху, «бровястый» продолжил прерванную прибытием лифта беседу.

— Пятьдесят шесть, ты сказала? — уже по-турецки, не обращая более на Багинского внимания. Тот невольно прислушался, так как турецкий хорошо знал еще с бакалавриата. — Хорошо. Надеюсь, что на этот раз без ошибки… а то я тебе устрою, Нури… — парень вдруг расхохотался, запрокидывая голову и обнаруживая густую, черную шерсть от шеи и в низ. — Что, опять любительница игр пожестче? Это я могу… Живого места на заднице не оставлю! Отдеру так, что ходить завтра не сможет твоя цыпа… Ну всё, мне уже выходить… Гюле-гюле… [1]

1

Гюле-гюле! — пока! (тур.)

Последнее было обращено как в телефон, так и к Багинскому, вместе с пренебрежительным взмахом руки в дешевых кольцах с лотков на набережной. Опомнившись, профессор покачал головой и поспешно нажал кнопку третьего этажа, пока лифт еще куда-нибудь не уехал.

Это ж надо, какие у людей странные вкусы… размышлял он, прислонившись спиной к стене. Парень явно был проститутом — а это значит, что его кто-то вызвал, заплатит ему деньги… Вот именно ему — с этими брежневскими бровями, густой шерстью по всему телу и в пошленьком садо-мазо костюмчике из девяностых. Какие странные у людей вкусы, однако…

Он снова поднял телефон и вперился глазами в фотографию удивительной и запретной для него красотки, к которой по воле судьбы сейчас направлялся. Интересно, вдруг подумалось ему… а какие у нее вкусы?

Глава 3

Птичкина разочаровала его еще до того, как открыла. Явно в номере, она зачем-то медлила, копалась за дверью, перешептываясь с кем-то по телефону и подсматривая в глазок. Неужели она настолько глупая, что не понимает, что ее и слышно, и видно, когда закрывает собой свет из комнаты? Это разочаровывало. Глупых женщин Максим Багинский не любил еще больше, чем макароны по-флотски с сосисками вместо мяса.

Однако же по-настоящему его настроение испортилось, когда дверь номера тридцать шесть отворилась, и мадмуазель Птичкина появилась на пороге.

Наверняка, фотография, которую прислал ему старина Шапошников, была хорошо отфильтрована, в добавок к густому слою штукатурки. Или чем там еще современные девушки улучшают свою внешность…

В любом случае, та замотанная в банный халат, завешанная волосами лохудра, что открыла ему дверь, подслеповато морщась и сонно позевывая, не имела ничего общего с загадочной восточной красавицей, гревшей ему сердце всю дорогу сюда.

Разница была столь значительной, что он даже засомневался — а пришел ли он по адресу? Переспросил ее фамилию и имя, и только после того, как девушка оторопело кивнула, позволил себе напроситься внутрь.

Огляделся по-быстрому — стандартный номер с двуспальной кроватью и маленьким диванчиком у окна, явно не самый дешевый. Значит, и в самом деле грант получила — по-другому студентке в Анталии не поселиться даже в феврале, пусть она трижды в магистратуре.

Однако, надо было приступать к делу — всё же он не развлекаться сюда пришел… Обернувшись, Максим Георгиевич скользнул взглядом по все еще застывшей у дверей печальной лохудре… и невольно опустил взгляд ниже — на ее обнаженные под коротким халатом ноги.

И вновь почувствовал воодушевление — ножки были… идеальны. Такие, как он их себе и представлял, пока шел сюда. Гладкие, ровные и такие длинные, что наверняка их хозяйка могла закрутить их друг вокруг друга, когда сидит.

О, как он обожал девиц, которые умеют закручивать ноги друг на друга! Как увидит такую фрю в аудитории, так и взгляда отвести не может…

Хорошее настроение возвращалось — хоть что-то во внешности магистрантки Птичкиной соответствовало образу на волшебной фотографии. Даже немного жарко стало в парадном костюме-тройке.

— Жарковато тут у вас, — признался он, с трудом отводя глаза от идеальных коленок. — Позволите снять пиджак?

Девушка моргнула, притягивая его взгляд к глазам, все еще наполовину закрытым волосами. Интересно, она когда-нибудь слышала о расческе? Как ее в конференц-панель брать, такую растрепуху? Не коленки же она будет выставлять напоказ, а лицо!

Это напомнило ему, что сам он пришел проверять ее мозги, а не коленки с лицом. Совсем с толку его сбил, этот Шапошников со своей фотографией!

Встряхнувшись, Максим Георгиевич стряхнул с плеч пиджак, небрежно бросил его на стул, заваленный какими-то ее шмотками, и мельком глянул в папку, куда записал на лист ее имя-отчество, чтобы не забыть.

— Итак, позвольте представиться, Маргарита… Николаевна? — он вопросительно поднял на нее глаза, дождался, пока она кивнет, подтверждая отчество, и продолжил, удивляясь ее скованности. Интересно, чем он привел ее в такое замешательство? — Насколько я понимаю, вы собираетесь завтра участвовать в общей конференц-панели начинающих антропологов. Я не ошибся?