Программа
Шрифт:
– Не нужно, - говорит он, - иногда лучше не знать.
Я смотрю на его опущенные темные глаза, на его шею со шрамом. Думаю о том, что он любит меня. Что он спасал мою жизнь в Программе несчетное количество раз. Сердце у меня стучит, во всем теле боль, но я думаю. Что, может быть, сейчас мне нужно, чтобы кто-нибудь позаботился обо мне.
Так что я наклоняюсь и целую его, не обращая внимания на острое чувство вины, которое пронзает мое сознание. Я отодвигаю его в сторону, и мои губы прикасаются к губам Риэлма. Через секунду он отвечает мне, и целует меня, обняв за талию и
Я хочу забыть обо всем. Хочу забыть о Джеймсе.
Грудь снова переполняет резкая боль, но потом мы с Риэлмом падаем с дивана, мы лежим на ковре, и он наверху. Он целует меня в шею, его руки ласкают мое тело, а я пытаюсь почувствовать его. Почувствовать каково это быть с ним.
Но я нахожусь за миллион миль отсюда, и все, что я чувствую — потерянность и одиночество. Я одна.
Губы Риэлма останавливаются рядом с моим ухом, он тяжело дышит. Я осознаю, что лежу на спине и смотрю в потолок, а из глаз у меня текут слезы. Рука Риэлма соскальзывает с моей груди, и он поворачивает меня к себе.
– Ты не хочешь этого, - говорит он с печалью в голосе.
– Ты все еще любишь его.
Его слова поражают меня, но я не спорю. Он назвал словами то чувство, которое бушевало внутри меня. Внезапно я понимаю, что действительно кого-то люблю. Другого.
Риэлм пытается отсмеяться, качая головой.
– Господи, - говорит он, - А он тот еще козел.
Риэлм лежит рядом со мной, и мы смотри в потолок с деревянными балками.
– Это ведь Джеймс?
– спрашиваю я, не зная, что делать.
– Да, - отвечает Риэлм.
– Ты любишь его. Всегда любила. И то, что ты не с ним, сбивает тебя с толку. Может, ты его не помнишь, но твое сердце помнит.
Риэлм поворачивается ко мне.
– Я хотел быть тем, кто сделает тебя счастливой, но ты всегда будешь принадлежать ему.
Я вздыхаю, не совсем отрицая это, но все же ничего не понимая. Меня охватывает одиночество.
– Нет, - говорю я, - эта часть моей жизни кончена. Не думаю, что он еще любит меня. По крайней мере, сейчас.
– Он любит, - вздыхает Риэлм, - точно любит.
– Это из-за Брейди?
– спрашиваю я, решив, что это все объясняет.
– Вот почему Джеймс был со мной, потому что мой брат погиб?
– Нет. Вы любили друг друга. Думаю, подходящее слово - «безумно».
Он замолкает.
– Вы всегда любили друг друга. И всегда будете любить.
Я лежу рядом с Риэлмом, на полу, наполовину раздетая, и он говорит мне, что я люблю другого — что-то, что я не могу вспомнить, но что могу почувствовать. Та растерянность, с которой я пришла сюда, проходит, хотя голова все еще болит.
– А моя головная боль?
– спрашиваю я.
– Твой мозг восстанавливает себя. То единственное воспоминание, которое у тебя было, разрушило последовательность событий, которую внушили тебе на терапии. Твой разум знает, что что-то не так. Теперь он медленно восстанавливается. Давай порадуемся, что это было всего одно воспоминание, а не все сразу.
Я смотрю на него, думаю, действительно ли он считает, что так будет лучше для меня.
– Почему
ты не хочешь, чтобы я все вспомнила?– спрашиваю я.
– Что такого ужасного я могла рассказать тебе, что лучше было бы жить такой жизнью?
Риэлм печально улыбается.
– Некоторые вещи лучше оставить в прошлом. Для всех нас.
У него капают слезы, и я думаю о том, что я сегодня сделала с ним, как я его обманула.
– А если я испытываю к Джеймсу такие чувства, с чем остаешься ты?
– Я люблю девушку, которая любит другого. Если спросишь меня, вполне в духе Шекспира.
Я склоняюсь к нему, кладу руку ему на сердце. Хотела бы я чувствовать к нему то же, что и он ко мне. Но даже теперь, даже хотя Джеймс далеко от меня, я знаю, что не смогу полюбить Риэлма. Он не мой.
Мы устраиваемся рядом друг с другом. В камине тлеют угольки.
– Тот парень умер, - тихо говорю я.
– Он сказал, что эпидемия распространяется и на взрослых.
Риэлм напрягается.
– А что если это правда?
– спрашиваю я.
– Тебе не нужно волноваться о таких вещах, особенно теперь, когда после твоего выздоровления прошло так мало времени.
– Тебе нужно сосредоточиться на выздоровлении и слушать твоего обработчика, когда он предупреждает тебя...
Мне приходит в голову, что я еще не рассказала ему о Кевине.
– Риэлм, - говорю я, - они отстранили Кевина от моего лечения.
Он сразу же смотрит на меня.
– Когда это случилось?
– Вчера.
Риэлм тихо ругается, но потом извиняется.
– Не беспокойся, - говорит он, - я выясню, в чем дело. Наверняка, ты уже так здорова, что тебе уже не нужен обработчик.
Он ложится, но я замечаю складку между его бровей, когда он отворачивается от меня. Я верю, что он выяснит, что случилось. Потом я думаю, что я должна встать, хотя бы надеть рубашку, но мы просто лежим и молчим, очень долго.
* * *
Когда я залезаю в машину, времени уже три часа ночи, и степень головной боли уменьшилась до тупого пульсирования. Я думала, что Риэлм попросит меня остаться на ночь, но потом он напомнил мне, что родители, вероятно, доложат обо мне, если на следующее утро увидят, что меня нет. Хотя я не хотела уезжать. Мне нравилось, что я свободна, что меня не контролируют, хотя бы несколько часов. Никто не наблюдает за мной, не разбирает по косточкам, что я делаю. Возможно, завтра мне придется встретиться с новым обработчиком, как минимум, встретиться с родителями. Встретиться с Джеймсом.
И в этот момент у меня в кармане вибрирует телефон, и я улыбаюсь, думаю, что это Риэлм, который не дал мне свой номер, зато взял мой. Но когда я смотрю на экран, сердце у меня пропускает один удар. Это Джеймс.
– Не читай это, Слоан, - говорю я сама себе, кидаю телефон на пассажирское сиденье и включаю радио. Я, наконец, впервые за долгое время прилично чувствую себя, и мне не нужно, чтобы он все портил. Я проезжаю один квартал, а потом беру телефон и читаю сообщение.
ТЫ В ПОРЯДКЕ?