Прогулка по висячему мостику
Шрифт:
– С Новым Годом! – ответила она.
Хозяйка, радостно всплеснув руками, без промедления поставила перед ним весь ассортимент уже стоявший перед Ирой.
– Как отдыхается? – поинтересовался Радный.
– Здорово!
– Чем занимаетесь?
– Целыми днями на лыжах ходим.
– Ну вот! А то «Не умею! Не могу! Только в страшных снах снится!».
– Видимо, на сей раз мне с учителем повезло, – улыбнулась Ира.
– Я старался, – улыбнулся в ответ Радный.
– Странно…
– Что?
– Вы не спрашиваете, каким образом я здесь очутилась.
– А Вам очень хочется ответить?
–
– Потому и не спрашиваю.
– А может быть, просто знаете?
– Может быть…
В этот момент Новый Год, видимо, наступил и в Германии, потому что столики, занятые компаниями немцев, охватило оживление.
– С Новым Годом, Ира! – Радный поднял свою кружку с пивом.
– С Новым Годом! – сказала Ира и подняла свою.
Они чокнулись и отпили по нескольку глотков.
– Знаете, Ира, – Радный внимательно смотрел на нее, – по-моему, Рауль крайне неравнодушен к Вам.
– Я заметила.
– Он Вам не нравится?
– Отчего же? Очень даже нравится.
– Вы всегда подчеркнуто холодны с ним.
– Разве?
– В сфере совместной работы отнюдь, но… – Радный многозначительно улыбнулся. – В общем, не похоже, чтобы Вы отвечали взаимностью на его весьма пылкие чувства к Вам.
– Стас, если я начну отвечать взаимностью всем мужчинам с пылкими чувствами, которые мне нравятся, боюсь, что ни на что другое времени у меня не останется.
– Вы так любвеобильны?
– Нет. По-настоящему я люблю только себя.
– Не похоже.
– Почему?
– Человек, который любит себя, не отказывает себе в удовольствии.
– Любить – не значит баловать. Балуют как раз таки от недостатка любви, пытаясь таким способом этот недостаток компенсировать. А когда любят по-настоящему, дают лишь то, что действительно необходимо.
– А Вы не допускаете мысли, что близится момент, когда Раулю предстоит стать тем, что Вам действительно необходимо?
– Вы так думаете?
– Да. А вот Вам думать не советую. Просто поймайте этот момент и возьмите то, что Вам хочется.
– Неужели то, чего мне хочется, так бросается в глаза, несмотря на подчеркнутую холодность?
– Нет, Ира. Совершенно не бросается. Я просто знаю. Потому что иначе быть не может.
Радный встал, рассчитался, проигнорировав протесты хозяйки, и, не прощаясь, вышел, оставив Иру в состоянии глубокого замешательства.
Когда она вернулась в пансионат, шум праздника уже стих. Лешка спокойно спал в своей комнате. Ира последовала его примеру.
Наутро лавина всевозможных мыслей и домыслов попыталась напрочь снести ей рассудок. Ира даже уже было направилась к проходу, рассчитывая на поддержку Зива и Лоренца, но тут проснулся Лешка и потащил мать обедать, посмеиваясь над ее полувменяемым состоянием и приписывая его происхождение вольностям Новогодней ночи. Ира, естественно, не стала его разубеждать и объяснять, что весь алкоголь в ее кровь попал исключительно из недопитой пинты почти безалкогольного пива.
Обед, прогулка на лыжах, ужин и дискотека, а самое главное, постоянное общество сына – вернули Иру в благостное состояние. Она совершенно забыла о своем Новогоднем приключении, как, приехав сюда, забыла обо всем на свете, и пребывала в благословенной неге забытья все оставшееся время дарованного ей отдыха.
Восьмого января после завтрака Радный с Генкой забрали Иру с сыном из пансионата. Вечерним
поездом Лешка вместе с Радным ехал в Москву, чтоб оттуда улететь в Нью-Йорк.– Ну вот! Как с маленьким! – скорчил притворную обиду Лешка. – Небось, до самого самолета провожать будете!
– А как же! – сурово произнес Радный. – Идея вытащить Вас, Алексей, сюда, принадлежит мне. Так что, пока Вы не окажитесь на борту нужного авиалайнера, я несу за Вас полную ответственность.
Время, оставшееся до отъезда, посвятили автомобильной экскурсии по городу. Пока Радный рассказывал Лешке о достопримечательностях, сидящие сзади Генка с Ирой обсуждали план дальнейших действий.
– Мам, – обратился к Ире Лешка, краем уха поймав часть их разговора, – чует мое сердце, ты сюда жить переедешь.
– Да, Лёшик, – заметила ему Ира, – с сердечным чутьем у тебя явно туговато. Работы мне здесь осталось уже не так много, а в Сочи ждет не дождется моего неусыпного внимания дом Станислава Андреевича, и книга Евгения Вениаминовича.
– Ира, позвольте полюбопытствовать, – обратился к ней Радный, – что за книга и почему ждет именно Вас?
– Я достаточно давно сотрудничаю с неким Гаровым Евгением Вениаминовичем. Он переводчик и писатель, работающий в сферах истории, этнографии, философии, эзотерики, оккультизма и смежных с ними. Моя задача – иллюстрации, дизайн и верстка.
– А чтобы справляться со всеми этими задачами, – вклинился Лешка, – мама чрезвычайно внимательно читает и перечитывает написанные и переведенные им работы, а потому, учитывая их содержание, у нее периодически едет крыша.
Радный остановил машину и посмотрел на Лешку так, что тот весь аж скукожился:
– Молодой человек, позвольте узнать, что дает Вам право в столь нелестном тоне говорить о женщине, благодаря которой, Вы имеете уникальный шанс вообще что-либо говорить?
Лешка, сконфузившись, молча смотрел на Радного.
– Вы не расслышали моего вопроса, Алексей? Я могу повторить: что дает Вам право в столь нелестном тоне говорить о женщине, благодаря которой, Вы имеете уникальный шанс жить на Земле?
– Я… я… – заикаясь, начал Лешка, – я не имел в виду ничего нелестного… просто…
– Просто Вам, как и любому обывателю, свойственно с полной уверенностью в единственности, правильности и неоспоримости Вашего мнения выносить свои суждения в областях Вам неведомых.
– Но…
– Чем Вы занимаетесь? Насколько я знаю, точными технологиями?
– Да.
– Вот и занимайтесь, но, ежесекундно помня о том, что вокруг целый мир, который укладывается в изучаемые Вами точные технологии лишь очень незначительной частью. Вы, как и любой обыватель, знакомы с мизернейшим количеством данных, и Ваши расчеты и выводы, относительно законов жизни, никогда не будут обладать хотя бы приблизительной точностью. А знаете почему? Именно потому, что Ваша крыша никуда не едет. Она намертво прибита, приклеена и приварена к месту убеждения в том, что в мире реально существует лишь то, что доступно восприятию подавляющего большинства, к которому Вы относитесь. Между прочим, я готов вам, то есть подавляющему большинству, земной поклон отвесить, и не раз, за то, что вы наделяете мир стабильностью. Однако, вносить изменения, а следовательно, заставлять жизнь быть жизнью, а не медленно гниющим смрадным болотом, способны лишь те, чья крыша находится в свободном полете.