Прогулки с бесом. Том четвёртый

– А если от пребывания в канализации славного города Берлина не будет "терапевтического" эффекта", и пребывание сроком в три года никак не скажется на "ваших"? Где гарантия, что после берлинского "санатория" "ваш" дефективный станет паинькой?

"шёлковым"? Сомнения...

– Понятное дело, следовало обойти немцев изобретением отеческого способа лечения "больных членов общества", такого способа, коему немцы удивились и позавидовали. Нашему проекту следует название дать.

– Есть предложения?

– Есть. "Обитель зла" годится?

– Звание "Обитель" что-то высокое, прекрасное, тихое, уютное и возвышенное - и вдруг зло! Зачем зло в тискиватьв красоту? Замысел иной, не вяжется суть с названием.

– Пожалуй.Не обвинят нас: "этой паре не дают покоя лавры известных людоедов двадцатого столетия"?

– Обвинят, непременно обвинят, без задержек и объяснений. Продолжим фиксацию подробностей:после первых ночных бомбёжек население "зоны" будет отсыпаться днём и урывками: Заботы о прокорме у каждого свои, столовые проектом не предусмотрены. Предоставим полную свободу где и как добывать хлеб насущный.

– Как понимать заявление? Если изначально не будет кормов -обитатели зоны передохнут через сорок дней, а кто и ранее! Не, с кормами надо что-то придумать, эдакий небольшой базарчик

– Как изначально осуществлять пропитание обитателей "зоны"?

– Строим склады, заполняем продуктами из расчёта "стандартная корзина потребителя" крупы разные, макаронные изделия, консервы рыбные, мясные, сухое молоко, плавленые сыры, сахар... Сахар обязательно и больше нормы.

– Почему больше нормы?

– С началом "боевых" действий, во вторую, или третью ночь, поджигаем склады. Поджог увяжем с налётом, но в действительности подожгут наши люди.

Горит основа жизни, текут ручьи расплавленного сахара, и важно знать, как поведут себя конченные люди.

– Совсем, как в "ленинграде" когда горели склады с продовольствием. Жители города "имени вождя мирового пролетариата" быстро сообразили, что и подгоревший сахар лучше, чем совсем никакого, а кто-то знал, что жженый сахар лекарство от простуды.

– Не уверен, что обитатели зоны сообразят о сахаре.

– Будем пробовать... Не может быть, чтобы из всех никчемностей не нашёлся один сообразивший как обстановка складывается. . Со складами понятно: всё необходимое, но по минимуму. Помню, помню, как забыть.

– В первый налёт разнесём склады с поджогом, тактику выжженной земли применим не словами, делом. Что останется от складов берите и пользуйтесь, ваше. Попутно понаблюдаем способности обитателей зоны обогащаться в дни тревог. Кто-то прозевает, а кто-то нахапает в избытке, кои явятся основой рынка, схожего оккупационным базаром... И кругом камеры, камеры, камеры... фиксация всего и вся.

– На камерах разоримся, дорогое оборудование.

– Отснятый фильм будет на порядки дороже.

– А как далее паразитов содержать?

– С воздуха, парашютами.

– Дорого парашютами будет...

– Тогда в мешках на бреющем, выдержат. Прежний минимальный набор продуктовой корзины, никаких излишеств. Производства материальных ценностей ждать не следует, не та публика, затраты энергии нулевые, обойдутся мешками без парашютов.

– Паразиты, то есть?

– Они, родимые... И "пусть выживет сильнейший"!

Глава 25.

Гимн войне.

– Мало того, что поём, требуется отдельное песнопение?

– Требуется.

– А не пахнет статьёй "Пропаганда войны с использованием средств печати"

– Нет, нас никто и никогда не напечатает, печать не нам. Наш Г имн не содержит призыва "Убей!", гимн воспевает древнюю людск ую забаву войну, кою неразумные дети ласково "войнушкой" назы в ают.

– Войнушки ласковы до первых покойников, а потом иные ласки идут.

С началом войны монастырь разделился на два лагеря, и суть деления заключалась в разной оценке телесных качеств вождей воюющих сторон: одни говорили, что предводитель напавших врагов имел "сухую руку и стеклянный глаз", левый. И приводили довод:

– Он его чёлкой прикрывает!
– точных данных о физических недостатках воюющих вождей ни у кого не было, откуда взяться, поэтому особых споров о зрении вождя напавшей армии не было.

Но им возражали явно не "советские", до предела обнаглевшие, люди:

– Это у Сталина сухая рука!
– но были согласны, что у злодея-фюрера стеклянный глаз и в примирение с антисталинистами добавляли:

– Немецкий вождь хромой!

В самом-то деле: если у нашего "любимого вождя" сухая рука, то почему у заклятого врага конечности должны быть исправными!? без изъянов!?
– что у своего "любимого вождя" сухая рука - в это мало кто верил:

– Поди, не носом смертные приговоры подписывал - и следовал довод со стороны собеседника:

– За него другие подписывали.

Находились и такие, кто физические недостатки двух вождей приписывали одному, о это были единичные "настоящие совецские люди", кои отмахнуться от неприятных вопросов не могли:

– Если Сталина защищаешь - чего в оккупацию остался, почему не на фронте?
– "провокаторы" и "вражеские холуи" могли знать и слова, кои орали советские солдаты, поднимаясь в атаку на врагов.

Ничего не знаю о численном перевесе сторонников вождей воюющих армий, но споров, переходящих в драки при выяснении физических недостатков "больших людей" не случалось. Время начала войны было прекрасным, это была отдушина, когда о вождях двух воюющих армий можно было говорить без опаски "возьмут за жопу"

– "Время вольницы"

– "Вождь всего савецкого народа", назывался "нашим", пребывал за линией фронта на восходе солнца, не пугал, языки сорвались с привязи и позволяли выражаться мыслям в любую сторону.

Если "наш" понимал, но был на расстоянии "руки коротки" - другой, идущий от заката солнца, был чужим и не понимал языка судачивших о нём обитателей бывшего женского монастыря.

И кто взялся переводить на немецкий язык в пролетарском монастыре нелестные отзывы о вожде германского народа, что взять с перевода? Как спасало монастырских хулителей чужого вождя нам неизвестно, но за два оккупационных года никого за "оскорбление фюрера" к стене не поставили.