Прогулки с Бесом

В сквере увидел и большие тупорылые машины с гибкими "усиками" направленные вперёд и в стороны. Для чего были "усы" на машинах - никак не мог понять. Интерес к деталям вражеской автомобильной технике

проскочил секундой и был полностью задавлен висевшими людьми!

Почему-то утром вспомнились повешенные и то, как мигом забыл солнечный зимний день, мороз и как ноги мои мгновенно включились на скорость большую, чем прежде и резво двинули тщедушное тело в валенках сестры в монастырь! Скорее, в родное гнездо! Если в городе людей развешивают на деревьях, то такое может придти и в монастырь! И без меня!?

Был ли трусом? Да, был, поэтому близко не подошёл к деревьям, не удовлетворил естественное любопытство к убитым. Не рассмотрел лица висевших: кто они были? Молодые, старые?

– летел и не замечал подъёма! Час назад, или менее того, улица имела приличный наклон в градусах, по этой улице мы катались на санках, по ней совсем недавно отец и я "отступали" из трамвайного парка в памятный вечер первого налёта вражеской авиации - и тогда не было подъёма! Чудо какое-то! Чудо имело название: "страх", и он ускорял продвижение в келью. Оно и понятно: шёл восьмой год, многое понимал и совсем немногое видел. Но виденного хватало на ужасную мысль: "тех, в сквере повесили - скоро и до нашей кельи доберутся"!" - время шло, кончился день, зажгли лампу... в монастыре стояла тишина... Круг, круг, в центре круга - повешенные, а я хожу по круг и не могу сойти... А вокруг - тишина... особая, оккупационная тишина...

В семье не было разговоров о повешенных в городском сквере, а что говорили другие - не знал. И о своих впечатлениях не имел привычки с кем-то делиться, "держал всё в себе" и при этом не страдал от ночных кошмаров.

Монастырь, промучившись в молчании какое-то время, совсем немного, разродился обычными на то время разговорами о повешенных:

– Предатели их выдали!
– имена "предателей" не оглашались. Результат - вот он, висит на деревьях, за повешенных оккупанты получили порцию ненависти от аборигенов, но не от всех поголовно, а только от родственников повешенных...

Имена и фамилии "приложивших руки и язык к гибели молодых борцов за свободу родины" продолжали оставаться в тайне, но так не бывает... Не знаю, какое время провисели казнённые граждане города.

– Бесяра, сколько времени нужно висеть повешенным, чтобы живые, глядя на мёртвых - устрашились навсегда и стали другими, или прониклись лютой ненавистью к вешателям? Что пустить первым?

– Три дня хватит...

Повешенные вошли в "славную историю борьбы с оккупантами на захваченной (временно!) территории", как "герои-подпольщики, навечно покрывшие себя неувядаемой славой"! Так требовали верить сверху, так поминали повешенных многие годы, ненавидел оккупантов, но ненависть была слабой, неуверенной, по команде.

– Такая ненависть называется "объяснённой", или "собачьей"

– Как понимать "собачьей"?

– Так и понимать: дали команду "фас"!
– кидайся и рви, а почему кидался и рвал будешь раздумывать потом... если разрешат сверху. Ненавидел оккупантов когда были рядом?

– Нет, какая может быть ненависть у семилетнего?

– Получи незаслуженный и крепкий подзатыльник, или пинок в зад, добрые чувства "дарителю" появятся?

– Нет, разумеется...

– О чём речь вести? Были рядом - ненависти не было, изгнали - ненависть появилась, сама, никто не культивировал?

И спустя годы, как-то во время празднования очередной победной даты в мае, сидел в том скверике на лавочке и наслаждался музыкой духового оркестра. Солнце, тепло, ясное небо, красота вокруг...
– и мрачным мазком в весенней картине вспомнился страшный морозный день и висевшие на деревьях люди. Рядом сидела женщина, старше меня. Завёл разговор о войне с чужаками и о победе над ними. Хитрил: хотел спросить о повешенных прямо, но не решался, выжидал. Чего? И всё же спросил:

– Вы были в оккупации?

– Была.

– Помните, как в этом сквере немцы повесили подпольщиков? Комсомольцев? Их предатели выдали?

– Какие "комсомольцы"!?
– взвилась женщина - какие "подпольщики"!? Кто вам сказал!?

– наивная женщина задала вопрос с понятным ответом: "власть саветов"

– Это была отпетая шпана, сволочь и хулиганьё! До войны от них вечерами людям проходу не было, по ним тюрьма плакала! Немцы-то, со своим уставом в чужой монастырь явились, думали, что и все оккупированные по их правилам жить будут! Шоферня немецкая на ночь спать по дома отправлялись, машины на замки не закрывала. Привычки-то свои, а шпана наша, вот и встретились... "Комсомольцы" быстро смекнули, что к чему, ну, и принялись за дело... Машины очищали от добра немецкого, жратву, шнапс... Было чем поживиться. Шпана и есть шпана, глупая, наглая, думали, если со своими всё с рук сходило, а у немцев и подавно сойдёт. Шнапс и погубил, шнапс всегда всех губил. Как жить "шикарно" на виду, когда многим есть нечего? Немцы устроили засаду на ночь и накрыли компанию, а утречком по законам военного времени "комсомольцев" и повесили... Рядом с машинами..."

Вот оно что! Но почему, по какому наитию и с опозданием, оказался на месте казни? Отвоюй сестрины валенки ранним утром мог видеть казнь, но кто-то избавил детское зрение и память от вида чужой смерти?

– Враги быстро суд вершили, ваши и вражеские морали разные.

– Давай объяснение.

– Ваша, первая, основная и оправдательная "грех воровства меньше греха лишение жизни за грех воровства", а враги потому и враги, что стояли на противоположном рубеже: "убить ворюгу меньший грех, чем позволить жить воровством".

– У нас была другая мораль: "лучше убить десять невиновных, чем прозевать одного преступника".

На время выяснения истины о "комсомольцах-подпольщиках" был свободен от бесовского влияния и задавать другие вопросы женщине не мог, не было вопросов, пустым был. Сегодня устраняю недоработку:

– Бесяра, какова была реакция родственников повешенных?

– Понятная, вечная и бессмертная: "мой сынок не вор и не бандит, а все немцы сволочи и убийцы! Будь они прокляты, чтоб их детей убили!" - уровняли в правах, то есть.

Это на людях, а в глубине было иное: "надоел сынок-сволочь,

один раз слёзы пролить, но не до смерти мучиться" Никто, понятное дело, из родни висельников не пришёл к вешателям с благодарственными словами за избавление от дурного наследства, не принято на Руси благодарить убийц.

– Да, так и есть, никто и никогда из родни не заявлял и не заявит: "правильно сделали"! А как реагировали соседи на казнь?

– Как заведено: выражали соболезнование внешне, а внутри каждый думал: "наконец-то и на вас, сволочей, управа нашлась"! Трудная игра, почти на уровне великих мастеров сцены: показывать одно, а думать другое...
–

Ах, как ужасно слышать такое, хотя и прав "враг рода человеческого"! Сколько из нас и как часто врёт-лицемерит? И "вожди" наши прошлые сплошь сифилитики-палачи-параноики, и герои совсем не таковые, а ворьё! Как жить, во что верить!?

– Не грусти о повешенных "комсомольцах", знаешь, кем были "герои-подпольщики", незнакомая женщина без умысла, не представляя глубины ужасного деяния своего, внесла ясность в прошлое. Везёт тебе на женщин-пояснителей! Пусть в прдставлении остальной публики пропойная шпана останется "борцами за свободу", не будем настаивать на ином, герои они, если, пусть и криминалом, причняли врагам ущерб! Представь ярость какого-нибудь Ханса, обнаружившего пропажу одеял, шоколада, галет, колбасы и прочего добра, что выдавали немецкой шоферне?
– вот оно "...и нет ничего тайного...": бес - немец, не иначе! Но откуда из какой земли? У них не "губернии", как у нас, у них "земли"... Откуда? Пруссия? Бавария? Судеты? Саксония, или Штирия? Славный город Гамбург?