Прогулки с Бесом

А ночь светлела! Мгновенно сообразили, что горит в монастыре, и что это конец монастырю. Что выгорит две трети келий - никто не знал.

"Звериное человеческое чутьё" сказало матери:

– Конец монастырю, пора уходить! Давайте узлы вязать - означало, что нужно собирать нехитрые пожитки и уходить. Куда? Куда угодно, но подальше от огня и бомб на огонь. Ну и чутьё у женщин!

В определённое время жизни полная нищета - благо: она избавляет от страданий "всё потеряно", но временная нищета не значит, что нищим следует оставаться навсегда.

А тогда спокойно и деловито, без криков, визга и шараханий от близких разрывов "гостинцев с неба", мать завязала в одеяла наше "имущество" и стала выносить за монастырскую ограду через пролом в стене, что находился наискосок от кельи. Вот он, момент прояснения! Вот он, "момент истины"! В самом деле, не наделай в своё время "насельники" проломов в стенах там, где им нужно для общения с внешним миром, то чтобы могло быть тогда? Проход к главным монастырским воротам был перекрыт морем огня, и если бы не проломы, что были сделаны мудрыми и предусмотрительными новыми насельниками, то многие граждане просто сгорели бы заживо. Кто смог бы перемахнуть через трёхметровую монастырскую стену? Мудрые, беспредельно мудрые русские люди!

– Да не посади на шею правителей-бездарей, да не попади в лапы проповедников чужой веры, да не... пока хватит.

На вынос имущества хватило одно рейса, повторного захода в келью не было, мать взяла узел с подстилками-оделами подушками и ушла за ограду. До сего дня висит вопрос без ответа: "с чего родители решили, что нужно покидать келью? Горело в противоположном конце монастыря, от нас далеко, огненное море могло и не накрыть наш угол? Что управляло родителями, почему мать сказала: "уходим!", но не глава семьи?

– Как верующий человек надеялся на божью помощь, "бог не допустит бедствия, не лишит крыши!"

А ночь светлела! Родная авиация на свет от горящей бабкиной кельи вскорости пригнала вторую волну бомбардировщиков с полной бомбовой выкладкой, похоже, аэродром был недалеко.

Не менее быстро на монастырский "огонёк" из города прикатили две большие машины, полные солдат, и факт прибытия наша пара определяет как самый весёлый анекдот военного времени:

"враги-захватчики собирались тушить то, чего не поджигали".

Командовал Herr Offizier. Высокий. Если врагам дозволить быть симпатичными - офицер им был. Спокойный. Не суетливый. Если бы знал на то время значении "фатум" - так бы и сказал о лице вражеского офицера:

– "Оно было фатальным..." - понимания были недоступны.

После того, как мать дала команду "покинуть судно!" - родная келья почему-то перестала представлять интерес и показалась чужой... Каким-то запредельным чувством понял: келью огонь не обойдёт стороной, "покойник" она... Сгорит. Не уверенность матер о гибели кельи в огне передалась мне, что келью вижу в последний раз - понял самостоятельно, сам превратился в отличного индикатора на предстоящие события.

До нашей кельи от места пожара было с десяток домов, и более наивный человек, чем я, мог бы подумать, что огонь его жилище обойдёт стороной. Задвинутая в угол между монастырскими стенами, родная келья показалась жалкой и несчастной и откуда-то на мгновенье появилась мысль не к месту: "а кто в ней жил до нас"?

Надвигались новые, интересные, важные и увлекательные события. Одним из таких и стал очень скорый приезд двух машин с немецкими солдатами. То, чем собирались заняться прикатившие из города немцы, обещало быть более интересным, чем все пожары мира одновременно заполыхавшие. Пожар "вечного города", если бы я о нём тогда что-то знал, не представлял такого интереса, как полыхание уже двух келий родного монастыря.

Приехавшие солдаты не все вышли из машин, а только часть. Очень скоро услышал женский вой, и он отвлёк от созерцания горевших келий. Перед приехавшим офицером на коленях стояли две монастырские бабы и выли с причитаниями. Причина воя была непонятна, но страшна: бабы просто так выть не будут! Выяснилось позже: прикативший из города Herr Offizier с командой огнеборцев предлагал немедленно взорвать по одному дому с каждой стороны от горящей кельи, и таким образом лишить огонь пищи! Не дать ему переходить на другие строения! Это нужно делать быстро, Schneller!

– Батюшка! Отец родной! Кормилец!
– плюхнулись в ноги врагу "хозяйки" пока ещё целых келий - да как же можно мой дом взрывать! Да куда мне деваться с малыми детушками!? Да как же это получается: Мотькин дом останется целёхоньким, а мой - взорвут!?
– "души положим за други своя"!

Женские плачи, переходящие в вой, делится на:

а) вой тихий с неустранимым источником причины воя,

б) вой протестующий, требовательный.

Вой монастырских баб исполнялся под буквой "б".

В чёрном ночном небе гудели моторами советские "бомбовозы" не забывая посылать груз бомбовых люков на огонь внизу,

третья келья, кою Матрёна умоляла не взрывать - очень скоро в компании первых двух жарко и неугасимо приступила к процессу "самоликвидации" и горела ярким, жёлтым пламенем начиная с крыши, бабы, осознав свою глупость прекратили вой,

я любовался ежесекундными изменениями в картине пожара, все были чем-то заняты, и только вражеский борец с огнём бездействовал:

– Господин офицер, чего ждёте, почему не приступаете к выполнению порученного задания!? Вам представился случай сотворить доброе дело, чего ждёте!?
– в пожар вступила крыша ещё одной кельи из драни, а к процессу "ликвидации очага возгорания" никто не приступал.

– Друг-соавтор, чего, какого рожна ждал доблестный иноземный борец с огнём в русских, бывших женских монастырях?

– И не только борец с огнём: это был большой специалист по взрывным работам. Сапёр, отвечавший за подрывные работы, хорошо знал "огневое" дело и умел бороться с пожарами любой категории сложности. К тому времени на его счету была масса взорванных "объектов как гражданского, так и военного назначения". Храбр был вражеский офицер, мужествен и стоек, но страдал идиосинкразией. Будь ты любым врагом, но если тебя идиосинкразия не обошла - к женщинам не подходи! Встречались враги с таким заболеванием, но сколько в процентах на весь Вермахт - данных в "Истории войны" нет. При множестве маленьких плюсов у вас, мужчин, есть один большой "минус", подаренный Природой - "непереносимость женских слёз". От идиосинкразии, если не врал профессор психиатрии из Берлина, страдают только мужчины, но для какой нужды Природа так жестоко с ними обошлась - на этот вопрос вроде бы ответа не существует.

– Так, бесяра?

– Почти... наисильнейшее воздействие оказывает женский вой, только вой, без единой слезинки, эмоций и чувств. У женского воя название есть: "голосянка". Наиотвратнейший вид бабьего воя приносящий во все времна материальную пользу "страдалице".

– В случае с Матрёной разве польза была? Вижу только проигрыш: келья-то сгорела.

– Сгорела, спора нет, но военный человек, офицер, разве не отступил?

Слёзы-то бывают разные. Слёзы "без голоса" по "убойности" наполовину слабее слёз с причитаниями. Женщины об этом хорошо знают и часто используют мужскую болезнь с великой пользой для себя.