Прогулки с Бесом

– Ни единого! О, великая и неразрешимая загадка русской души! Пожалуй, что офицер не стал тушить кельи от удивления.

– Как понимать?

– Чтобы унять огонь, остановить беду, люди просят помощи, а тогда иноземный борец с огнём впервые в практике столкнулся с просьбой ничего не делать. Огонь, налёт, плач и просьба не взрывать жилища заморочили сознание вражеского офицера.

Из всей бомбовой благодати, что пролилась в ту яркую ночь с неба от советской авиации городу досталось совсем мало.

...и когда ночь превратилась в белый день с лёгкой окраской в желтизну - вторая, или третья волна отечественной авиации взялась обрабатывать территорию за стеной к западу от обители. Земля за стеной монастыря называлась "сельской", и в мирное время монастырские юноши с большим, не исправляемым креном в уголовщину - ходили меряться силой к "деревенским" сверстникам. Любимым "оружием" монастырцев в завоевательных походах были приличные куски красного кирпича, выломанные из стены. "Походы" почему-то всегда были пьяными.

В ту яркую ночь и у "деревенских" были пожары, что говорит о о масштабности действия родной авиации.

Не обошли и греховные соображения: "монастырь заполыхал случайно, но почему за стеной направлением юг-север что-то горело? Только фугасы применяла родная авиация, или с небес падало что-то горячее фугасок"?

Не держу обиду на штурманов бомбардировочной авиации двух стран, люди выполняли порученную работу и на законном основании могли задаваться вопросом: "что так ярко и хорошо может гореть, отчего быстро увеличивается площадь пожара?" - что подумает нынешний бомбометатель в схожей ситуации?

Одно: "накрыл, гадов, "в десятку" влепили! Не меньше, чем вражеский склад горюче-смазочных материалов накрыли"!
– горящие одновременно семьдесят шесть бывших монашеский столетних келий, деревянных и сухих - такого яркого пламени дать не могут, даже если все и подпалить одновременно"! И всё же:

– "Добавим огоньку! Поздравляем"!

"Кто виноват"? Понятное дело, немцы!

Herr Offizier, обвиняю тебя в слабости, и не в борьбе с огнём, в борьбе с огненной стихией тебе не было равных среди подобных специалистов гарнизона, обвиняю в слабости перед двумя бабами, кои не позволили взорвать свои кельи!

Если пришёл на чужую землю, как "хозяин" - будь таковым, веди себя как хозяин! Отправляясь на Восток - что знал из того, как ведут себя в таких случаях "хозяева" из аборигенов? Нет? Помогу: одной бабе "пересчитал зубы", а другая вмиг бы поняла серьёзность момента и что различные возражения и противодействия силе обойдутся дороже взорванной кельи. Так почему ты, бравый офицер Вермахта, отличный сапёр, не последовал чужим обычаям, и не заехал Матрене в физию, и после малой экзекуции не занялся ликвидацией "очага возгорания"!? К тому времени на твоей совести лежал список

"преступлений по уничтожению объектов недвижимости на захваченной территории", в списке отсутствовали взрывы монашеских бревенчатых келий, война предоставила случай проявить способности борца с онём, а ты опустил руки, велика цена слабости: семьдесят шесть уничтоженных огнём строений.

Чтобы прибавила Матрёне одна иностранная зуботычина? Если не чтим своих матрён - с чего на тебя, иноземца, блажь накатила, и ты отступил перед воем? Испугался обвинения в "жестоком обращении с мирным населением" и лишил Матрёну гордости и славы в будущем: "получила по морде от немецкого офицера при защите своей кельи от уничтожения"? Затрещина на одно преступление больше, но и польза просматривалась громадная: погибло три дома, но не семьдесят шесть "единиц монастырского жилищного фонда"

А, может, савецкая авиация нагнала страх?!

... до родной кельи оставались не тронутыми огнём пару изб и вопрос кончины "колыбели детства" был не за горами, а за монастырской стеной из кирпича старой выделки. На малое время пришёл интерес: "до какого предела могу подойти к горящим домам без опасения возгорания зимнего пальто из сукна от немецкой шинели, но на советской вате"?

По всякому пожару проходит незримая линия, и пока огонь за ней - есть надежда его усмирить, но если огонь перешёл линию - он победитель! После отбытия врагов никаких других "огнеборцев" в монастыре не осталось, и огонь спокойно, не торопясь, без помех пересёк все "линии побед" над собой...

Когда первой заполыхала келья ничейной старушки - у ближних соседей появилась абсолютно фантастическая мысль, что огонь каким-то чудом не перейдёт дозволенную границу и ограничит аппетит одной кельей. Или двумя, но не больше. Люди фантазировали в адрес огня "пройдёт мимо", но огонь обходился без фантазий и переходил от одной кельи к другой без препятствии и насельникам ничего не оставалось делать, как только любоваться его убийственной красотой!

В юго-восточной части монастыря пожар перешёл границу через малое время после отбытия немцев. Думаю, что иной "яркой" точки на карте города, чем горящий женский монастырь, тогда не было.

Через какое время следовало ожидать огонь и на "крыше дома своего" - не мог определить, но что келья сгорит - об этом догадывался "на подсознании": так бы сегодня сказал любой писатель-профессионал, но не дилетант, вроде меня и беса.

Ждал начала печального, но интересного события? Были в жизни мелкие удовольствия, помню их, но такого, как созерцание горящего родного дома у меня не было. Понятное дело, родные дома горят не каждый день!

Видел в последующие времена, по классификации беса, "возгорания", но хороший, настоящий пожар был всего один. Такое у меня устройство: одно событие остаётся основным, а все последующие - второстепенными. Не психиатр, а посему не могу объяснить: почему, отчего и до сего дня в деталях помню горевший монастырь? Ничем особенным не отличаюсь от тех, кто, помимо меня, присутствовал на том "мероприятии", возможно, что в их памяти сохранился больший объём информации, чем у меня, но главная и важная память - моя. Всегда было, и впредь так будет во всём: "своя рубашка ближе к телу". Что поделаю с собой, почему частичное сгорание стольного града в известные времена - далеко, второстепенно и не трогает, а костёр из семидесяти шести домов родного монастыря - родное и никак не хочет уничтожаться?

– Не сочиняем, когда говорим о сгорании семи десятков келий в одно время?

– Нет. Чем были покрыты кельи?

– Дранью.

– Если хорошие, "жирные" искры во множестве ложатся на сухие и разогретые августовским зноем крыши из драни - какого результата ожидать?

– Ну, может, и не совсем в одно время горели упомянутые кельи, но что-то похожее тогда происходило.

Сегодня, когда кинематограф пытается обмануть простаков сожжением декораций, выдавая за настоящий пожар - неудержимо тянет за язык сказать создателям "кинолипы":

– Ребята, не тратьтесь на сжигание декораций: ныне и они денег стоят! Если до нетерпячки хочется кого-то впечатлить пожаром по ходу "шедевра" - оставьте кадр тёмным и пустите титры "Пожар!" красного, огненного цвету. Для ваших фильмов этого хватит, к зрителю вмиг придёт понимание: "вот, постановщики и до пожара дошли"!

Киношные "пожары", как не старались сделать "правдивыми" и в какую копеечку не влетало устройство - от начала и до конца остаются постановочными, умышленными, фальшивыми. Сегодня понял, но не оправдал древнего Нерона, подпалившего "вечный город" с четырёх углов: горящие декорации не вдохновили на создание "стихов" так, как это сделал настоящий пожар, только горящие подлинники вдохновляют.