Проиграем?
Шрифт:
– Нет. А что?
– Да так, интересно, – перевожу взгляд на его губы. – Поцелуй меня, – сама не поняла, как это вырвалось из меня. Хотя, что здесь такого.
– Знаешь почему у меня нет девушки, Жень? – игриво интересуется Миша, приобняв меня.
– Ждешь свою любимую и единственную? – от произнесенного бреда сама захохотала в голос.
– Почти. Я – гей.
– Шутишь?
– Нет. Я, конечно, могу тебя поцеловать, но интереса во мне это не вызовет, – смотрю на него и понимаю, что он… не врет. Офигеть.
– Признаться, я была уверена, что такое есть только в кино, да и то не в нашем. Это… это очень
Миша, как ни странно, не выглядит обиженным на мои комментарии и даже улыбается.
– А ты за девушку или за парня? Вы целуетесь? Ой, прости, чушь несу. Просто это очень неожиданно.
– Ты такая забавная, Жень.
– Я какая угодно, но вряд ли забавная.
– Со стороны виднее. Пойдешь на юбилей отделения? Я тебя в списке не видел, – да я и списка-то не видела. Да и какой мне вообще праздник? Качаю отрицательно головой в ответ на Мишин вопрос. – Ну и зря. Я пробил ресторан. Классное место, а собираем копейки. Это суббота, я видел ты не дежуришь, почему не хочешь?
– Даже не знаю. А Зорин там будет?
– Будет, конечно.
– Мне он просто не нравится, вот и не хотела, чтобы он там был.
– Ага. Конечно.
– Что?
– Ну, ты, как бы, репетируй перед зеркалом речь. Врешь ты хреново, Жень. Вообще он такой мудак, что я бы на твоем месте обратил внимание на кого-нибудь другого. Например, на заведующего урологией.
– Евгения Михайловна, а вы вообще в курсе, что ваши больные остались без наблюдения врача? – не лавка, а поле чудес какое-то. – В то время, как вы здесь прохлаждаетесь, новенькие ждут, пока вы соизволите их принять.
Кажется, это первое обращение Зорина к моей скромной персоне за долгие шесть дней. Хотя, это не обращение, а грубый наезд.
– Ну, я пойду, – усмехаясь, произносит Миша, а дальше происходит что-то странное. Он тянется к моему лицу и целует в губы. Без языка, но и этого хватило, чтобы опешить. – Желание девушки – закон. До завтра, – подмигивает и резко встает со скамейки. Это же не галлюцинации?
Перевожу взгляд на Зорина. Таблетки ведь не могли так быстро подействовать? Но, с другой стороны, почему мне сейчас так хорошо?
– У меня обеденный перерыв, Алексей Викторович. Хотите беляш?
– Я предпочитаю более качественную еду. А теперь закончила свою трапезу, встала и пошла принимать больного. Анна Владимировна больше не будет тебя курировать.
– Почему?
– Потому что она упала с лестницы и не вовремя сломала руку. Иди принимай деда в коридоре. Я подойду позже.
– Подождите, а кроме руки с ней все нормально?
– Да.
– А кто у меня теперь будет куратор?
– Угадай с трех раз, – недовольно бросил Зорин.
Лечиться… мне однозначно надо лечиться. Иначе я не знаю, как объяснить тот факт, что я как дура радуюсь, что кто-то сломал руку. Хотя, радуюсь я, конечно, не этому.
Дедуля оказался почти не контактный и очень, даже слишком пахуч. Так сильно, что меня реально начало мутить.
– Закончила? – поворачиваюсь на хорошо знакомый голос. – Что тут у нас?
– Сбор анамнеза затруднен из-за когнитивных нарушений. Температура тридцать восемь и шесть. Дыхание жесткое, ослаблено справа, среднепузырчатые хрипы справа выше угла лопатки. При сравнительной перкуссии на симметричных участках грудной клетки определяется легочный перкуторный звук одинаковой громкости. Подвижность
нижних краев…– Так, стоп. Мы не на уроках. Что на рентгенограмме?
– В легких справа в верхней доле в заднем базальном сегменте отмечается выраженная инфильтрация.
– Ты его всего рассматривала?
– Ну да, а что не так?
– Откуда такая вонь?
– Предполагаю, что это запах мочи.
– Как ни старайся, как ни тряси, последняя капля все же в трусы. Но предполагать, Женя, мало. Воняет не мочой.
– А чем?
– Гнилью.
Надев перчатки, Зорин переворачивает больного на бок, а потом резко снимает с больного штаны. От увиденных массивных пролежней и специфического запаха, волна тошноты подкатила словно вулкан. А еще через несколько секунд содержимое моего желудка оказалось на ботинках и штанине Зорина.
Глава 11
– Извините, я случайно, честно. Это… это…, – прикладываю руку ко рту.
– Плохо пережеванный беляш, – нахмурив брови, произносит Зорин, брезгливо смахивая со штанины содержимое моего желудка.
– Евгения, возьмите салфетки, – поворачиваюсь на едва знакомый голос. – А я ведь говорила вам, не употреблять такую пищу, – беру протянутую упаковку влажных салфеток. – Может, водички принести? – ты откуда, блин, здесь взялась?
– Спасибо, не надо.
– Леш, не злись, со всеми бывает. Возьми тоже салфетки.
Ощущение, что Зорин сейчас даст не только мне пендаля, но и в придачу звезданет фармакологичке по протянутой руке с салфетками. Вид у него сейчас говорящий. Однако, драки не происходит, он молча разворачивается и идет к своему кабинету. Дылда же семенит на своих каблуках вслед за Зориным. Перевожу взгляд на перевернутого дедулю. Чувствую себя ужасно. Мало того, что дура, так еще и отвратный будущий врач. Почему не догадалась, зачем пластыри на лопатках? Идиотка! С такими пролежнями на крестце я еще не сталкивалась. Бедный дед. По телу неосознанно проходит дрожь. Прикрываю его простыней и чуть ли не бегу в ординаторскую. Наспех умываюсь и залпом выпиваю стакан воды. Надеваю маску и иду в сестринскую. Мало что соображаю, но беру первое, что приходит на ум.
– Так, стоп, ты что собралась делать? – не успеваю поднести руку к больному, как Зорин резко ее одергивает.
– Обработать. Потом наложить повязку. Ему, наверное, надо вызвать физиотерапевта, чтобы… нам на хирургии показывали лампы УФО. Они подсушат пролежень и быстрее все заживет.
– Не разочаровывай меня еще больше, чем есть, – сквозь зубы цедит Зорин. – Ты не видишь, что здесь не будет достаточным полить хлоргексидином? Не понимаешь, что это не просто повреждение кожи? Здесь надо удалять некротизированные участки и делаем это не мы. Мы переводим его на хирургию.
– А пневмония?
– Он лежачий больной, Женя. Это частая патология в его положении. Наша задача расписать схему лечения пневмонии, но лечить такие пролежни в условиях нашего отделения мы не будем. Пойдем.
– Куда?
– Что-то ты рано начало тугодумничать, – вот сейчас я понимаю, что Зорин реально зол. Никогда я не видела его таким. У него еще и вены на шее вздулись. И судя по сжавшейся в кулак руке, он реально хочет мне вмазать. Неужели думает, что я специально на него блевнула? – Ко мне в кабинет, это же очевидно, Женя, – на удивление, уже спокойнее произносит он.