Происхождение фашизма

«Поход на Рим» послужил вдохновляющим примером для германских фашистов. Гитлер признавал серьезное воздействие итальянского фашизма на формирование нацистской партии. Прямое влияние итальянского опыта прослеживается в первой значительной политической акции нацистской партии, мюнхенском так называемом «пивном путче» 8–9 ноября 1923 г. Под его внешне опереточной формой скрывалось достаточно серьезное политическое содержание. Его смысл и значение можно понять лишь в контексте замыслов и действий общегерманской реакции в период революционного кризиса 1923 г.^[7]

Сторонники консервативной политики, базирующейся на грубом насилии, всегда составляли могущественную фракцию германских господствующих классов. Правительство Эберта — Штреземана, сочетавшее насилие с более гибкими методами, казалось им слишком мягким. Монополистические магнаты, военщина, представители политического консерватизма разрабатывали планы создания диктаторского режима, способного железным кулаком подавить революционное движение и «переиграть войну». В качестве формы такого режима намечалась директория из военных и промышленников. Видная роль в этих планах отводилась баварским реакционерам, горделиво называвшим свою провинцию «ячейкой порядка». К тому времени заметное, хотя далеко еще не главное, место среди прочих элементов баварской реакции принадлежало гитлеровской НСДАП. Именно баварцы выступили застрельщиками в борьбе правых сил против имперского правительства, рискнувшего избрать более гибкую внешнеполитическую линию.

Актом открытого неповиновения правительству было введение в Баварии 26 сентября 1923 г. чрезвычайного положения. Фактически установилась диктатура генерального государственного комиссара Г. фон Кара, командующего VII военным округом генерала О. фон Лоссова и начальника полиции полковника Г. фон Зейссера. По их планам Баварии предназначалась роль трамплина для броска на «революционный Вавилон», т. е. Берлин. Попутно предполагалось расправиться с рабочими правительствами Саксонии и Тюрингии. Были установлены контакты с командующим рейхсвером генералом Сектом, с людьми самого могущественного германского магната Г. Стиннеса, т. е. с «господами с Севера», как их называли баварцы. Триумвиры привлекли под свои знамена нацистов, ландскнехтов из «национальных союзов». Многие из этих организаций объединились с нацистскими штурмовыми отрядами в «Боевой союз», его политическим вождем стал Гитлер, а военное руководство досталось отставному подполковнику Крибелю.

Принципиальное единство цели не снимало острых внутренних противоречий, обусловленных личным честолюбием лидеров, расхождениями по вопросам тактики и форм организации власти. У нас одни цели, разъяснял свое отношение к фашистам итальянскому корреспонденту фон Кар, различие только в методах. Что же касается Гитлера, то он «демагог в лучшем смысле слова, безусловно желающий только добра»^{222}.

Образцом для подражения нацистам служил дуче. «Разве не возможно у нас то, что смогла сделать в Италии кучка решительных людей? Итальянский Муссолини есть и в Баварии. Его зовут Адольф Гитлер», — говорил приближенный фюрера, журналист Г. Эссер^{223}. Кара и Лоссова более привлекал пример хортистского режима в Венгрии. Им весьма импонировал образ действий испанского диктатора Примо де Риверы, только что 13 сентября совершившего государственный переворот.

С большим трудом баварский триумвират сдерживал нетерпеливых штурмовиков. На совещании 24 октября Лоссов призывал главарей «национальных союзов» и штурмовых отрядов сохранять спокойствие и ждать сигнала. 26 октября последовал приказ об «осенних маневрах», предусматривающий приведение в боевую готовность 7-й дивизии и военизированных организаций. «Господа с Севера» с подозрением относились к баварскому сепаратизму. Генералов и профессиональных политиков несколько шокировали нацистские методы ведения политической борьбы. Баварские лидеры в свою очередь упрекали в бездействии «господ с Севера». 3 ноября Зейссер ездил в Берлин, где встречался с Сектом, генеральным директором Стиннеса Мину и другими влиятельными лицами. Ему пришлось выслушать — только в более изысканных выражениях — то же, что Лоссов говорил вождям «национальных союзов». Берлинцы оставили право выбора момента за собой.

6 ноября Лоссов в очередной раз созвал строптивых партнеров и в преддверии грядущих событий потребовал от них беспрекословного повиновения. В отличие от руководителей «национальных союзов», осуждавших триумвират за нерешительность, Гитлер заподозрил, что триумвиры хотят оставить его за бортом. Вечером он долго совещался с Д. Эккартом и прибалтийским графом Шейбнер-Рихтером, международным авантюристом, выполнявшим миссию посредника между фюрером и примкнувшим к нацистскому движению кумиром германских милитаристов Людендорфом. Энергичный и решительный, граф оказался в центре всех дел, связанных с подготовкой путча. Утром 7 ноября Гитлер и Шейбнер-Рихтер обсуждали с лидерами союзов Крибелем и Вебером военную сторону мероприятия, имевшего целью опередить триумвиров.

Акция первоначально планировалась в ночь с 10 да 11 ноября. Однако 8 ноября в огромном зале пивной «Бюргерброй» было назначено собрание баварских нотаблей. В роли докладчика — сам генеральный комиссар Кар. Нацистские осведомители из баварских министерств и полиции сообщали, что собрание явится прелюдией к реставрации Виттельсбахов и «походу на Берлин». На просьбу Гитлера об аудиенции Кар отвечал, что сможет принять его только 9 ноября. Подозрения Гитлера переросли в уверенность: собрание в «Бюргерброй» станет форумом для провозглашения «национальной революции». В самой дате Суеверный фюрер усмотрел символическое значение. Ведь 8 ноября находится как раз между годовщинами мюнхенской и берлинской революций 1918 г. Кроме того, разве Лоссов не говорил 24 октября, что «поход на Берлин» начнется самое позднее через две недели? В беседе с графом Гельдорфом, прибывшим из Берлина, Лоссов утром 8 ноября угрожающе заявлял, что баварцам надоело ждать «господ с Севера». Гельдорф, будущий глава берлинских штурмовиков, тут же помчался к Шейбнер-Рихтеру. Срок акции был перенесен на 20 час. 30 мин. 8 ноября, т. е. через полчаса после начала собрания. Силами мюнхенских штурмовиков и подразделений «национальных союзов» под командой Геринга, Крибеля, Вебера, Рема предполагалось захватить склады с оружием, занять главный вокзал и телеграф. Путчистам была обеспечена поддержка пехотного училища, офицеры и курсанты которого (среди них пасынок Людендорфа лейтенант Пернет) симпатизировали нацистскому движению. Ключевым пунктом операции являлась пивная «Бюргерброй». Все зависело от позиции собравшихся там «их превосходительств». Выступление Гитлера было, по существу, борьбой не против них, а за них.

Вооружившись пистолетом и нацепив на сюртук железный крест, Гитлер к 20 час. 30 мин. подъехал к «Бюргерброй». Предварительно он по телефону просил Кара не начинать доклад до его прибытия, в надежде что ему удастся склонить генерального комиссара к совместным действиям. Однако тот с возмущением ответил, что не может из-за господина Гитлера заставлять ждать три тысячи собравшихся. Вестибюль был набит людьми до отказа. Гитлер обратился к полицейскому с требованием немедленно очистить помещение. Полиция повиновалась и расчистила путь подоспевшим вскоре штурмовикам из «ударной бригады Гитлера». Они, не мешкая, заняли вестибюль и установили там пулеметы. К Людвигсбрюкке (мост через Изар) подвезли орудие. Здание было блокировано. Когда один из полицейских позвонил в управление, начальство дало краткую инструкцию: поддерживать порядок на улице и не вмешиваться. Инструкция исходила от Фрика, которого Гитлер через час назначил главой мюнхенской полиции, а через десять лет министром внутренних дел «третьего рейха». Настало время для подключения к акции Людендорфа. Шейбнер-Рихтер отправился к отставному полководцу, чье внимание было поглощено уходом за розами. По замыслу Гитлера, появление Людендорфа в «Бюргерброй» должно было произвести благоприятный психологический эффект.

В 20 час. 45 мин. с пистолетом в руке во главе вооруженных до зубов штурмовиков Гитлер ворвался в переполненный зал, где значительная часть присутствовавших спокойно дремала, убаюканная докладом генерального комиссара. «Национальная революция началась!» — провозгласил Гитлер. Прерванный на полуслове Кар застыл в оцепенении. Навстречу глашатаю «национальной революции» поднялся полицейский майор Хунглингер. Гитлер с криком приставил к его груди пистолет. Телохранители мигом убрали полицейского с дороги. В зале раздались возмущенные возгласы. Вскочив на стул, Гитлер выстрелил в потолок, чтобы призвать публику к порядку, затем заявил, что в «Бюргерброй» находится 600 штурмовиков, а рейхсвер и полиция шествуют сюда под знаменем свастики. Присутствующим было приказано оставаться на своих местах, а Кару, Лоссову и Зейссеру — следовать в соседнюю комнату.

На трибуне Гитлера сменил Геринг, тоже воспользовавшийся пистолетом в качестве председательского колокола. В заключение своей разъяснительной речи начальник GA привел самый убедительный, с его точки зрения, для баварцев аргумент: «А в общем вы можете быть довольны, ведь у вас здесь есть пиво».

Впоследствии генерал Лоссов утверждал, что по дороге из зала он успел шепнуть своим коллегам: «Разыграть комедию!». На этих двух словах зиждилась официальная версия путча, зафиксированная в памятной записке, составленной Каром и Лоссовым для собственного оправдания в декабре 1923 г. Этой версии придерживаются и большинство современных буржуазных историков. Среди немногих усомнившихся — западногерманский ученый Г. Г. Гофман, автор капитального исследования о путче. На его взгляд, утверждение Лоссова «совершенно неправдоподобно»^{224}.

В маленькой комнате напротив гардероба Гитлер изложил Кару свою программу: «Имперское правительство уже образовано, баварское — низложено. Бавария — трамплин для имперского правительства. В Баварии должен быть наместник, Пенер будет министром-президентом с диктаторскими полномочиями, Вы — наместником, имперское правительство — Гитлер, национальная армия — Людендорф, Лоссов — министр рейхсвера, Зейссер — министр полиции»^{225}. Несмотря на угрозы, перемежаемые с извинениями и мольбами, Гитлер не мог добиться у триумвиров согласия. Тогда он оставил их на попечение Крибеля и Вебера, а сам обратился к залу. Здесь ему сопутствовал больший успех. Аудитория с энтузиазмом поддержала «национальную революцию», простив ее глашатаю грубое вторжение. Торжествующий Гитлер вернулся в комнату и объявил Кару, восседавшему на единственном стуле, что зал готов приветствовать его как наместника Баварии.