Проклятая
Шрифт:
И какая-то ма-а-аленькая часть меня совсем не хотела, чтобы святоша умирал.
Пентаграмма засияла — ярко до рези. Я вскрикнула, прижала кулаки к глазам и поняла, что вот-вот потеряю сознание.
Тишину прервал громкий, поставленный голос монаха, заставивший почему-то содрогнуться.
Меня в очередной раз скрутило, когда из центра схемы полезли уже знакомые цепи-змеи. Я прижала руки к лицу и закричала.
Вот на этом лично для меня ритуал и закончился, потому что сознание я всё-таки потеряла.
А пробуждение было очень…гм… весёлым.
Меня трясли за плечо. Сильно,
— Дух! — вопил очень даже живой монах. — Как ты это сделал?!
Я отмахнулась и со стоном улеглась на пол. Оставь меня, призрак, устала я…
— Дух! Отвечай!
Вот. Если я не отвечу, он не успокоится.
Я открыла глаза. И тут же, ахнув, вскочила на ноги.
Моя спальня заросла. Серьёзно, плющом, виноградом и розой. Крупные тёмные грозди свешивались с потолка (и не смотри, что сейчас зима), а стыдливо выглядывающая из-за веток роза одуряюще пахла.
Очень романтично. Прямо пастораль.
— Это чего такое? — выдавила я. — Это как так получилось?
— Ты не знаешь?! — монах кинулся ко мне, но запутался в виноградной лозе и чуть не упал. — Это же ты сделала!
— Я?!
Минуту мы пялились друг на друга с совершенно одинаковым удивлением.
Монах отвёл взгляд первым. Дрожащими пальцами коснулся виноградной грозди. И выдохнул, качая головой:
— Нет… Не может быть… Этого просто не может быть.
Ага. Полностью с тобой солидарна, святоша.
Я отломила гроздь и совершенно машинально сунула в рот пару ягод.
Сладкие.
Остальная гроздь упала на пол, когда я разглядела, что случилось с моими запястьями.
На нежной, прозрачной коже горели какие-то символы и, что совсем плохо, я не знала их значения.
Да плевать со значением, откуда?!
Я всё ещё трясла руками, когда монах рядом странным, надломленным голосом позвал:
— Алисия.
Я покосилась на него.
Бледный, как мертвец, клирик смотрел на меня во все глаза.
— Так ты… и правда… человек?..
— Дошло! — буркнула я. — Лучше поздно, чем никогда.
У монаха подкосились ноги, и он упал на колени. И дрожащими пальцами осенил меня крестом, повторяя:
— Я не знал… я не знал!
Я отступила от него на всякий случай.
— Чудно. Теперь знаешь, — и с чувством выпалила. — А со спальней-то мне что теперь делать?!
Конечно, монах не знал. Его, кажется, больше волновало, насколько я человек.
Пришлось мне сменить комнату: как убрать это цветущее и благоухающее безобразие, я понятия не имела. Зато у меня появился свой сад. Небольшой, но зато какой… необычный. И странный. Виноград не растёт из ниоткуда, как и роза, и вьюн. Должна быть почва, должна быть… подпитка.
Первое время, разглядывая символы на запястье, я боялась, что сад качает из меня силу. Тем более что сначала я просто валилась с ног от усталости. Но после приступа со мной и раньше такое бывало. И быстро проходило, как прошло и сейчас.
Так что же это тогда?
Ответов не было нигде, а это злило. И не только это. Мой монах… Я уже серьёзно подумывала вызвать духов и отправить святошу туда, откуда его принесли. Достал. Если раньше он меня обзывал "духом" и всячески
выказывал неприязнь, то теперь суетливо извинялся и смотрел с подозрением. Странный тип.Теперь между нами была этакая… неловкость. Мой святоша, кажется, не понимал, как себя со мной держать.
— Алисия… так то, что ты… вы… ты рассказывала…раньше…про себя… правда? — спросил он в первый же вечер.
Моё имя звучало непривычно, когда он его произносил. Как-то… неправильно, будто не меня зовут. Не знаю, почему.
— А ты решил, я тебе лгу? — буркнула я, под задумчивым взглядом монаха расправляясь с тортом. — Что?
— Зачем ты тогда… убивала?
Я нахмурилась.
— Кого? Армэля, принца? По-твоему, надо было по головке погладить? Он меня изнасиловать хотел.
— Ты могла бы…, - юноша запнулся. — Ну хорошо. А короля, твоего отца? И других людей… моих братьев? Селян? За что?
— Много будешь знать, — начала я. И некстати поперхнулась тортом. — А, ладно. Отец решил отдать меня вашим. Твоим… братьям. Я не хотела… Я тогда…
Монах смотрел внимательно, а я постоянно теряла слова под его взглядом.
— Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает. Я никогда не была человеком. Меня всегда… всегда считали одержимой, проклятой, кем угодно, но не человеком. Запирали под замок, подальше, лишь бы глаза не мозолила. Вот я и… не знаю… Вот я и стала такой, какой вы меня хотите видеть!
Какое-то время после моего вскрика царила тишина.
Потом монах тихо произнёс:
— То есть ты отняла десятки жизней только потому, что… обиделась на людей?
— Я лишь стала такой, какой вы меня хотите видеть, — повторила я.
Монах смотрел на меня. В его взгляде читались одновременно жалость и осуждение.
И впервые за долгое-долгое время мне вдруг неизвестно почему стало стыдно.
— Откровенность за откровенность, монах, — объявила я на следующий вечер. — Ты тоже хотел меня убить. Тебя это не смущает?
— Не называй меня так, — устало попросил святоша. — Я не монах. Я рыцарь, я принадлежу к ордену. Но я не монах. И меня зовут Александр.
— Александр, — протянула я, пробуя, как звучит имя.
Хм, а мне нравится.
Арман обязательно сократил бы его до Алекса. Или Ксандра. Или Алека.
— Итак, ты хотел меня убить, — напомнила я.
Мы сидели в "саду", я срывала виноград, услужливо тянущийся к рукам. Сладкий.
— Не убить, — поморщился мо… Александр. — Освободить. Я не знал, что ты… человек.
Я усмехнулась.
— Замкнутый круг, да? Вы считаете меня кем угодно, только не мной, вы меня преследуете, а я вас убиваю. И это никогда не кончится.
— Неправда! — Александр теребил розу, срывая лепестки, добрался до шипов и скривился. — Неправда. Если ты не будешь такой… как сейчас. Если ты сможешь сделать это, — он обвёл взглядом мою бывшую спальню, — ещё раз, никто тебя больше не тронет. Если ты больше не будешь отнимать жизнь.
Я не выдержала, рассмеялась ему в лицо.
— О да. Сейчас я выхожу из замка, попадаю в лапы к твоим братьям… Да они не дадут мне даже веточку вырастить, — ага, учитывая, что я до сих пор понятия не имею, как это у меня получилось.