Проклятье Персефоны

Ответа не последовало. В этот момент я почувствовал себя настоящим дураком, которого то и дело обводили вокруг пальца и пытались сделать своей марионеткой. Порой мне казалось, что мое тело и мысли принадлежат совсем не мне, а другому человеку, который ведет меня семимильными шагами к плачевному финалу моей и без того ничтожной жизни.

Горько усмехнувшись, Сара взглянула на море, в объятьях которого скрылись две сирены.

— Этот корабль теперь твой, Уильям. У тебя будет все: судно, власть, деньги, авторитет. Никто не вспомнит про капитана этого корабля и его команду. Тебе лиш-ш-шь стоит принять мое предложение и помочь. Пока дело не дош-ш-шло до кровопролития, я лишь хочу сказать, что во мне осталось больше человеческого. Я хочу решить все… — сирена запнулась, явно стараясь подобрать слова, — … мирно. Да, я хочу реш-ш-шить все мирно.

Рвано выдохнув, я внимательно всмотрелся в лицо сирены: внешне она напоминала человека — те же черты, речь, манеры, но все ее нутро излучало власть и решительность в случае неповиновения. Опустив взгляд на шею, я заметил изуродованный участок кожи, ожог, шрам, который отдаленно напоминал лицо мужчины. Сдвинув брови и прищурившись, я попытался рассмотреть более детально, но Сара заметила мой пристальный взгляд и моментально скрыла уродство волосами. Гневно сверкнув глазами, она обнажила верхний ряд острых зубов, тем самым дав понять, что ее великодушие лишь маска, скрывающая нарастающие гнев.

Стоило мне только открыть рот и вдохнуть, чтобы задать вопрос, как сирена вскинула руку, желая, чтобы я замолчал. Сжав челюсть, она устало взглянула в рассветное небо и, легко запрыгнув на борт, перекинула хвост в сторону морской глади.

— Эмилия еще молода и глупа, чтобы понять свою знач-ч-чимость для меня, — сверкнув глазами, покрытыми алым туманом, сирена облизнула губы. — Ты не сможеш-ш-ш-ь видеть ее четыре года. Она должна проявить себя, войти в полную силу. Ни один корабль, ни один человек не сможет потопить твое судно и убить тебя, Уильям. Пока ты помогаеш-ш-шь мне, никто не посмеет тронуть тебя — ни на суш-ш-ше, ни на воде. Четыре года, Уильям, не пытайся найти ее раньше. Когда придет время, судьба сама приведет вас ко мне.

Затем, подбежав к борту корабля, я услышал короткий всплеск воды и увидел небольшую воронку, которая образовалась на морской глади после того, как Сара скрылась в морской пучине. От осознания сказанного сиреной и нахлынувшего гнева я закричал, пнул ближайшую бутылку рома, ударил кулаком по бочке, еще, еще и еще… В неистовстве я не заметил, как разбил костяшки, даже не в силах больше пошевелить пальцами.

Кровь стекала по ладоням, образуя две алые дорожки. Волны вновь оживились и начали бить по корпусу корабля, проникая на борт и слизывая волнами алые разводы.

Я стоял посреди бушующей природы, уверенный, что Сара с ее сиренами незримо помогут мне поставить корабль на правильный курс и причалить к берегу. Я медленно шел по палубе, чтобы занять свой пост капитана у штурвала. Слева и справа бурлила морская пена, а в моей голове засела единственная мысль.

«Моя Эмилия, подожди меня… Четыре года — и я вернусь».

Часть 1. Глава 13. Раскрыв душу, ты рискуешь быть уничтоженным.

ЭМИЛИЯ

— Спустя несколько часов мои мучения все-таки закончились. Слава богам, отошли мы не далеко от порта, с которого начали путь, и я смог добраться до него обратно. Придя в себя и обследовав корабль, я нашел в трюме сундуки с золотом, и, когда зашел вопрос о том, куда делась команда, пару золотых монет смогли закрыть этот вопрос раз и навсегда. Вечером я набрал команду таких же сопляков, как я, и мы, как слепые котята, пытались найти свой путь. Сара не обманула — никто и ничего не могло причинить мне боль и вред. Ядра и снаряды не долетали до корабля, который был защищен каким-то дьявольским куполом, мы выходили из любой схватки победителями, стоило нам столкнуться с противниками на морских просторах. Я клянусь, все это чистая правда. Я прошу тебя, поверь мне, дай мне шанс, дай возможность доказать, что я не бросал тебя. Я не знаю, чего хочет эта сирена, как ты можешь ей помочь, но я жизнь за тебя отдам, если это потребуется. Только не отталкивай меня, прошу.

Уильям сидел на краешке кровати, нервно заламывая руки и со щелчком сгибая пальцы. Эту привычку он унаследовал от матери, когда та нервничала. Его глаза увлажнились от невыплаканных слез, дыхание сбилось.

Пытаясь скрыть улыбку, я прикусила нижнюю губу, размышляя совершенно об ином.

Сара, ставшая сиреной, объединившая земную и морскую стихии. Интересно, куда Роджер скрылся после того, как пожертвовал девушкой в угоду Персефоне? Сердце пропустило удар, когда, вспомнив разговор с Королевой сирен, я почувствовала знакомый запах, едва ощутимый в воздухе.

Запах хвои и табака.

Запах Охотника.

Почувствовав накатывающую волну ужаса, я резко вытянула правую руку вперед и указала пальцем на дверь каюты, переведя взгляд на Уильяма, в надежде, что он уйдет до того, как страх полностью мной овладеет.

Не ожидавший такой реакции, с дрожью в голосе Уильям произнес, глотая ком в горле:

— Эмилия, родная, пожалуйста, прошу…

Он вскочил с кровати и упал передо мной на колени, обхватив мои ноги руками и крепко прижимая к груди. В этот момент он был похож на потерянного и испуганного ребенка, которого пытаются отобрать у матери и который понимает, что больше им не суждено встретиться. Не в силах оттолкнуть мужчину, я судорожно вздохнула, пытаясь вытеснить воспоминания об Охотнике. Осторожно положив ладонь на черные кудри, я, медленно гладила макушку Уильяма, успокаивая, в то время как мужское тело содрогалось от безмолвного плача. В груди все сжалось, но я старалась сохранить остатки самообладания и хладнокровия.

— Уильям, пожалуйста… Мне нужно время. А пока выйди из каюты и оставь меня одну. Сейчас же, — холодные нотки, прозвучавшие в моем голосе, моментально отрезвили Уильяма. Слегка отстранившись, он посмотрел на меня покрасневшими глазами и, смахнув оставшиеся слезы ладонью, слегка кивнул. Однако отстраняться не торопился.

Я почувствовала легкое касание на своей коже: ладони Уильяма поднимались вверх к моему бедру и начали поглаживать, рождая жар внизу живота. Юноша оставил россыпь поцелуев на моих ногах, затем встал и посмотрел на меня глазами полными горечи и ненависти к самому себе. Он спиной пересек каюту и тихо произнес:

— Надеюсь, когда-нибудь ты меня простишь.

Уильям неслышно вышел, а мое тело жгло от очередного разочарования и предательства.

Дождавшись, когда шаги в коридоре стихнут, и никто уже не сможет меня потревожить, я резко сорвала с шеи кулон и прикрыла глаза, ощущая, как тепло разливается по моему телу. Жабры, болезненно проступающие на шее, заставили вцепиться острыми когтями в ладони, оставляя на них кровавые следы. Я больше не могла сдерживать ненависть и гнев, разъедающие мою душу. Распахнув глаза, я подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение, Окровавленные глаза, дьявольская ухмылка, растрепанный вид…

Сегодня я должна освободить сирену, иначе накопившиеся чувства сломают ее невидимую клетку в самый неподходящий момент и нарушат весь план. А ведь я подобралась так близко… Могла почти прикоснуться… Завладеть… Я мотнула головой, осознавая, что еще слишком слаба, что еще не время… Для того чтобы не выдать себя в будущем, сейчас нужно принести кого-то в жертву моей сирене.

К счастью, в эту ночь никто не слышал мальчишеского крика, ровно как никто и не заметил на утро пропавшего юнгу. После кровавой жертвы я и сирена насытились и легко погрузились в сон.

***

Я бегу по полю, крепко прижимая к груди букет полевых цветов. Быстрым движением преодолев ступеньки на крыльце, влетаю в мамину комнату и начинаю громко смеяться.

Моя мама больна. После смерти отца я перестала ее узнавать: постоянные крики, оскорбления, обвинение меня в том, что я его погубила. За последние шесть месяцев она превратилась в собственную тень: неестественная худоба, темные мешки под глазами, панические атаки.

Мать стояла ко мне спиной, когда я, задыхаясь от смеха, положила около ее ног букет цветов и весело завизжала: