Проклятье Персефоны

Широко распахнув глаза и втянув воздух, я не сразу понял, что стою посреди толпы. Люди, снуя туда-сюда с тяжелыми корзинами, сумками и ящиками, проклинали мою нерасторопность и всячески пытались задеть ношей, злорадно усмехаясь.

Корабль сам найдет путь.

Выкинув безумную мысль из головы и засунув руки в карманы штанов, я шел вперед, мысленно возвращаясь в тот день, когда видел Эмилию в последний раз, вдыхал запах ее волос и наслаждался нашим союзом, который держался лишь на моей любви. Неожиданно рядом со мной раздался резкий голос, от которого мое сердце громко застучало. Проворчав себе под нос нецензурные слова, я прислушался, стараясь не обращать внимания на шум, окутавший порт:

— Внимание, внимание! Наш корабль отчаливает от берегов через десять минут, и нам не хватает юнги! Есть желающие присоединиться к нашей команде? — вскинув голову, я широко раскрыл глаза, не веря увиденному. Вблизи корабль казался еще массивнее и, на первый взгляд, его можно было бы легко спутать с военным или адмиралтейским, если бы не черный флаг, на котором был изображен лик девы, глаза которой заволокла алая поволока, а улыбка напоминала оскал. От увиденного меня передернуло, но, не решаясь пойти на попятную, я поднял руку и громко крикнул:

— Доброволец есть. Отменяй поиски.

Матрос, чей голос рассекал порт в поисках юнги, пристально посмотрел мне в глаза, стараясь понять, пошутил я или серьёзно принял его предложение. Спустя долю секунды его лицо смягчилось, и он, поднявшись на борт, жестом приказал мне следовать за ним.

Двадцать два шага. Ровно столько я прошел по деревянной доске, перекинутой между кораблем и причалом. Обернувшись, я краем глаза заметил движение около кормы. Мне показалось, что там мелькнул гигантский рыбий сине-зеленый хвост. Отмахнувшись от назойливых мыслей, я присел на корточки, обхватил доску обеими руками и откинул ее в сторону. Холодный пот выступил у меня на лбу.

Я чувствовал, что обречен.

***

Бороздя волны, корабль медленно шел по установленному курсу. Большинство матросов уже днем начали отмечать воссоединение с морскими просторами, поэтому со всех сторон доносился пьяный смех. Проверив наличие потайных карманов и ножен в сапогах, я глубоко вдохнул морской воздух, стараясь заглушить дрожь во всем теле и отвлечься от суматохи, которая творилась на корабле.

Я слегка прикрыл глаза, рисуя в голове образ Эмилии. Смогла ли она простить меня и принять мою долю? Простила бы она меня, зная, что все это я делаю ради мимолетной надежды заслужить ее любовь?

Внезапно почувствовав небольшую тряску и отпрянув от борта, я вгляделся в ночное море. Несмотря на теплую погоду, на небе не было звезд, луна светила не в полную силу, оставляя на водной глади нежные приглушенные блики. Осторожно достав из кармана нож, я спрятал его в рукаве рубахи.

Тряска прекратилась также быстро, как и началась.

Немного успокоившись, я осторожно приблизился к гогочущим в пьяном угаре морякам, но стоило мне в приветственном жесте поднять руку, как вдалеке послышалось пение. Заунывный и обволакивающий, женский голос с морской глубины звал, заманивал, разбивал душу на осколки, каждый из которых был наполнен отчаянием. Вместо ожидаемой тоски, я ощутил лишь трепет от предстоящей неминуемой встречи. Морская гладь атласной лентой стелилась вокруг без единого рифа, на котором мог прятаться таинственный певец. Подождав пару минут, я обреченно махнул рукой в сторону моря и направился к пьянствующей толпе.

Матросы и не думали прислушиваться, двое из них рьяно доказывали что-то, готовые пустить в ход не только слова, но и кулаки. Остальные образовали круг и подначивали товарищей, выкрикивая непристойные грубые фразы и тайком делая ставки. Какое-то время понаблюдав за происходящим, я быстро потерял интерес к спору и, отодвинув маленькую бочку, уселся на нее, широко раскинув ноги. Старик, который сидел по левую руку от меня, наклонился над полупрогнившим столом, и, взяв стакан, наполненный ромом, молча протянул его мне. Руки его слегка дрожали и были покрыты морщинами, под ногтями застыл слой грязи, вызвавший по мне приступ тошноты. Я встретился со стариком взглядом и, благодарно кивнув, принял стакан из его рук, дабы не обидеть.

— Неужели девчонка довела тебя до этого отчаянного шага? — голос, наполненный презрением и осуждением, заставил меня вздрогнуть.

Пей.

Краткая вспышка боли. Зажмурив глаза и сжав зубы, я отрывисто выдохнул, пытаясь унять боль. Старик явно заметил перемены на моем лице, однако решил тактично промолчать и подлить себе ром в почти опустевший стакан. Наполняя его, старик упрямо старался перехватить мой взгляд, однако всякий раз, когда у него это получалось, я поспешно опускал голову, пытаясь унять дрожь. Сделав несколько спешных больших глотков и почувствовав, как по телу моментально разлилось приятное тепло, я повернулся к старику и четко произнес:

— Мне не нравится, как ты на меня смотришь, старик.

Тот лишь пожал плечами и продолжил сверлить меня взглядом. Что-то в нем было пугающее, звериное. Его глаза напоминали золотую монету на пыльной дороге, а дряблое трясущееся тело — старый полый дуб, который старик отчаянно пытался заполнить алкоголем. По телу пробежал холодок, я готов был поклясться, что старик старается подавить дьявольскую ухмылку. Внезапно за спиной раздался крик, в котором читались нотки ужаса и тревоги.

— Что за черт?! Где капитан?! Почему мы отклонились от курса?! Вставайте и немедленно за работу, жалкие свиньи! Вам платят не за то, чтобы вы просиживали свои задницы на корабле! Быстро поднять паруса, один из вас мигом за штурвал, надо вывести эту посудину с рифов!

Матросы бросились врассыпную: кто-то за штурвал, кто-то поднимать паруса, кто-то разгребать и убирать остатки недавнего веселья, чтобы в этой суматохе никто не покалечился, случайно поскользнувшись на бутылке рома. Оглядев палубу, я заметил, что старик стоит в углу, засунув руки в карманы, и с довольным выражением лица смотрит на происходящее безумие. Одну его ногу заменял деревянный протез, сделанный будто наспех, вторая нога была перевязана грязными бинтами, но одно не давало мне покоя — скрюченные пальцы громко стучали по палубе, лицо выражало полный восторг и эйфорию.

Откинув голову назад и закатив глаза, он явно наслаждался моментом. Решив, что старик тронулся умом, я поспешил на помощь матросам. Однако чья-то цепкая рука схватила меня за локоть и развернула: безумные глаза старика и гнилые выпирающие изо рта зубы заставили меня поежиться. Я попытался вырвать руку, но старческие пальцы сжались, точно клещи Свободной рукой старик нащупал фляжку, явно встревоженный:

— Ты выпил мало. Королева будет недовольна мной.

Он протянул мне фляжку, как ребенок, который хочет угодить матери, умоляя при этом не отталкивать. Эйфория на его лице сменилась ужасом, восторг — нервозностью. Старик постоянно облизывал потрескавшиеся губы и тихо постанывал, пытаясь впихнуть мне фляжку.

Пей!

Снова вспышка боли. Порывисто выхватив фляжку из рук старика, я осушил ее до последней капли и, кинув за борт, вытер остатки рома с губ тыльной стороной ладони. В голове снова возникло дивное пение, которое я услышал перед тем, как подойти к старику: оно становилось все настойчивее и требовательнее, манило, заглушая все чувства и эмоции. Перед глазами помутнело, голова закружилась и прежде, чем отключиться, я услышал всплеск воды по правому и левому борту, мужские крики, полные ужаса, и довольное бормотание старика о том, что королева его наградит.