Проклятие Неферет

Он вытянул и поднял прядь моих густых, темно-рыжих волос, которые вылезли из-под ночной шапочки.

– И ее волосы. У тебя ее волосы. — Он потрогал мои волосы и нечленораздельно произнес: - Ты должна, больше есть, и не должна быть настолько худой.
– Затем, отец проревел имя Карсона для того, чтобы тот сопроводил его, и, выпустив мои волосы, пихнул меня в сторону и, шатаясь, ушел к себе в комнату.

Я должна была вернуться в свою кровать. Мне было ужасно неловко, и я бежала, позволяя своим ногам нести меня, куда они пожелают.

Когда я, наконец, остановилась, хватая ртом воздух, чтобы отдышаться, я увидела, что бег в слепую привел меня в сад, который простирался более чем на пять акров в задней части нашего дома. Там я рухнула на каменную скамью и села, под скрытым занавесом огромной ивы, прижимая к лицу руки, и заплакала.

Потом произошла что-то магическое. Теплый ночной ветерок приподнял ветви ивы и облака рассеялись, открыв Луну. Хотя там виднелся только тонкий полумесяц, но он был почти серебряным в своем блеске, и, казалось, излучал металлический свет, освещая огромный белый мраморный фонтан.

В фонтане, извергая воду из своего открытого рта, была статуя греческого бога Зевса, в форме быка, который обманул и затем похитил деву, Европу. Фонтан был свадебным подарком отца для матери и стоял в центре обширного сада, начиная с моих самых ранних воспоминаний.

Возможно, это было потому, что фонтан был подарком матери, или, может быть, это было из-за музыкальности бурлящей воды, но мои слезы остановились, когда я изучала его.

В конце концов, сердцебиение замедлилось, и мое дыхание стало нормальным.

И, даже когда луна снова скрылась под облаками, я все так же сидела под деревом, слушая воду и позволяя ей, так же как тени ивы скрыться, чтобы успокоить меня, пока я не могла спать. Затем я медленно добралась до третьего этажа и пошла в свою спальню.

Той ночью я мечтала, быть Европой, чтобы белый бык унес меня к красивому лугу, где никто никогда не умирал, и где я была бы, вечно, молода и беззаботна.

15 апреля, 1893 год Личный Дневник Эмили Вейлор

Я должна была сделать запись в свой дневник, раньше, но с момента моей последней записи я чувствовала себя странно, мне было так трудно, что я была сама не своя. По-детски, я думала, что, если я не буду писать о произошедших событиях, развернувшихся ранее, я смогу заставить себя поверить в то, что все это не произошло на самом деле, и больше не произойдёт.

Я ошиблась.

Все изменилось, и я должна использовать этот дневник в качестве доказательств.

Даже если я сойду с ума, он будет разгадкой моего безумия и, как я первоначально надеялась, укажет путь к моему исцелению. И пока я не сошла с ума, мне нужно записать все события так, как, возможно, каким-то образом, они смогут помочь мне выбрать новое будущее.

Позвольте мне начать заново.

После той холодной ночи в январе, когда отец вернулся домой пьяный, я никогда больше не дожидалась его прихода с работы. Я пыталась не думать о нем, пыталась не вспоминать его дыхание, его горячую, тяжелую руку и те слова, которые он сказал.

Вместо этого, когда он отправлялся на позднюю встречу, я желала ему приятного вечера, и говорила, что уверена в том, что по возвращении домой Карсон ему поможет.

Сначала это останавливало его пламенный взгляд. Я была так занята управлением Дома Вейлоров, что за исключением наших ужинов вместе, видела отца очень редко.

Но за последние месяцы ужины изменились. Хотя, нет, ужины не изменились, а изменилось количество вина, которое пил отец. Чем больше он выпивал, тем чаще его глаза прожигали меня, когда он желал мне спокойной ночи.

Я начала выливать его вино. Он еще не заметил.

И затем я полностью уделила все свое внимание Дому Вейлоров.

Да, конечно, Мэри и Карсон помогали мне… точнее давали советы.

Повар составлял список продуктов, но именно я одобряла меню. Как когда-то сказала Мэри, это было похоже на то, как будто дух моей матери вселился в меня — я больше не была девочкой.

Я пыталась убедить себя в том, что это был прекрасный комплимент.

По правде говоря, я думаю, что, начав выполнять свой долг сейчас, и продолжать выполнять его дальше, это не лучшая идея.

Не только работа хозяйки Дома Вейлоров так изменила меня. Люди тоже изменили своё отношение ко мне.

Да-да, поначалу я была охвачена, обязанностями, принадлежавшими матери. Я и понятия не имела, что она не только управляла домашним хозяйством и слугами, помогала разобраться отцу в его рутине, контролировала меня и вызвалась добровольцем два раза в неделю в Общей Федерации Женского Клуба кормить и заботиться о бездомных женщинах и детях Чикаго. Мать умерла пять месяцев назад, и за это время я полностью посвятила себя её работе. Таким образом, когда Эвелин Филд и Камилла обратились ко мне в середине утра, в начале прошлого месяца, и спросили, не хотела бы я присоединиться к их поездке на велосипедах к берегу и устроить пикник, я была действительно поражена радостью к свободе, тем более, зная то, что отец уже уехал в банк.

– О, да!
– радостно ответила я, убирая свою авторучку и отодвигая список продуктов, который я просматривала. Я помню, какими счастливыми были Эвелин и Камилла, когда я согласилась. Мы внезапно засмеялись.

– Эмили, я так довольна, что ты поедешь с нами.
– Камилла обняла меня.
– И ты выглядишь так хорошо — не бледная и вообще не худая.

– Так и есть, совсем не бледная!
– согласилась Эвелин.
– Ты так же красива, как и всегда.

– Спасибо, Эвелин. Я так по всем скучала.
– Я колебалась, чувствуя потребность разделить уверенность хоть с кем-то, кто не был слугой — или моим отцом.

– Было очень трудно, когда твоя мама умерла. Действительно трудно.
– Камилла закусила губу. Эвелин выглядела так, как будто сейчас расплачется. Я быстро вытерла щеки тыльной стороной руки и снова улыбнулась.
– Теперь, когда вы обе здесь, я чувствую себя намного свободнее, чем в течение многих дней и недель.

– Именно об этом мы и подумали. Моя мать пыталась сказать мне, что ты слишком занята, чтобы отвлекаться по поводу велосипедной езды, но я поклялась не слушать ее и позвать тебя в любом случае, - сказала Камилла.

– Твоя мама всегда слишком серьезна, - сказала Эвелин, закатив глаза к небу.
– Мы все знаем, об этом.

– Я не могу представить, что она хоть когда-нибудь была молода, - сказала Камилла, заставляя нас рассмеяться.

Все еще хихикая, я выбежала из гостиной, намереваясь броситься вверх по лестнице, и надеть как можно быстрее, свой велосипедный костюм, и тут же врезалась прямо в отца.

Из меня вышибло, и мои глаза слезились.

– Эмили, почему ты выбежала из гостиной таким нецивилизованным образом?