Проклятие
Шрифт:
Малфой какое-то время буравил Гермиону тяжелым взглядом, а затем подошел к ней. Так близко, что она почувствовала его тепло. Удивительно, что его била мелкая дрожь, но от тела при этом исходил настоящий жар. Он выглядел ужасающе: под бледной кожей ритмично перекатывались налившиеся черным вены, от стоп до белеющего в полумраке лица.
— Гермиона, посмотри на меня, мне кажется… — Драко вдруг как-то весь согнулся, сгорбился, а пальцами принялся усиленно тереть лоб, будто пытаясь стереть с него что-то. — Кажется, тут что-то есть…
Волшебница отвела руки Малфоя в стороны, силясь что-то рассмотреть там, куда он указывал. Но кожа в этом месте была девственно чиста.
— Я ничего не вижу, тут ничего нет, — взволнованно произнесла она, пытаясь понять, что происходит.
—
— Почему ты так упорно отрицаешь то хорошее, что в тебе есть? — тихо спросила она.
— Потому что во мне этого нет, — отрезал Малфой.
За последние несколько дней он говорил с Грейнджер столько, сколько не говорил уже много месяцев ни с кем, а с ней так вообще — никогда. И проводил с ней так много времени, что есть, пить, читать, вообще быть в ее обществе стало чем-то естественным. Если бы шестнадцати или семнадцатилетнему ему кто-то сказал, что годы спустя его не будет тяготить общество Гермионы Грейнджер, и более того, что он даже будет находить общение с ней приятным, он, видит Мерлин, отгрыз бы себе язык в то же мгновение, лишь бы этого не произошло. Но не в его нынешнем положении выбирать себе компанию. Да и, откровенно говоря, для него завтра может и вовсе не наступить, так что есть ли смысл мучиться вопросами, которые по всей видимости мучили Грейнджер. Какая нахрен разница, странно ли, нормально ли делить друг с другом все происходящее. Малфой не думал об этом. В настоящее время такие мысли не имели никакого смысла. Он знал, что ему комфортно с Грейнджер. С ней приятно говорить и, что еще важнее, с ней приятно молчать. И если закрыть глаза на предрассудки о ее происхождении и ней самой, стоит признать — из всех молодых женщин, которых он встречал, она далеко не самая уродливая или тупая. А какому нормальному мужчине будет неприятна компания привлекательной интересной девушки? Да и, если уж откровенно, Малфой устал справляться со своей ношей один. Ему не хватало поддержки, добрых слов, ободряющих фраз и того, кто бы твердил ему “Все будет хорошо”, отвлекая от неприглядной действительности и укрепляя веру в себя. И Гермиона Грейнджер, удивительно, будто все это поняла, а может, ей подсказала интуиция.
Жаль только, что интуиция не подсказала ей обойти стороной тему, которую она сейчас затронула. Малфой в мгновение ока ощетинился, приготовившись держать удар. Он не терпел, когда нарушались границы его личного пространства. Его страхи, его чувства, какой он и на что способен или не способен — касалось только его самого. Она знала о нем только то, что он сам позволил ей узнать. Да, именно так. И все эти моралистские попытки воззвать к его “как бы” лучшей стороне — полнейший провал.
— Есть, я вижу, что есть. Драко, бояться — это нормально, но ты теперь не один, я помогу тебе, пожалуйста, позволь мне помочь, — по мере того, как Гермиона говорила все более и более сбивчиво, на лице Малфоя проступало все большее раздражение. — Ты же знаешь, тебя не отпустят, они не дадут тебе уйти. Но я могу помочь, Гарри согласится подождать, и у нас будет время. Я найду выход. Доверься мне.
— Что ты себе напридумывала? Вообразила, что пара тройка ободряющих фраз и вдохновляющая речь убедят меня отправиться на заклание? — Драко отошел от Гермионы и теперь говорил, стоя к ней спиной.
— Спешу тебя разочаровать — мне плевать, что я обрекаю всех на, как ты говоришь, “черт=те что”.
— Я тебе не верю, — уверенно возразила Гермиона.
Она никогда не считала себя тем, кто видит людей насквозь или через пару часов общения способен составить правдивое и верное представление о человеке. Но что касается Драко Малфоя, в одном она была уверена на все сто — он из тех людей, кому нужна непоколебимая вера в них самих. Для правильных поступков и верных решений ему рядом нужен кто-то,
кто не даст оступиться и поможет подняться, если это вдруг случилось, кто будет верить и знать, что все получится.— Значит, ты дура, — холодно констатировал Малфой.
— Я не дам тебе уйти, — упрямо проговорила Грейнджер.
И это было правдой, она не позволит ему сбежать и совершить то, что окончательно раздавит его.
— Удачи, — обронил он, подзывая с помощью заклинания из кармана мантии небольшой предмет и отправляя его в руки Грейнджер. — Хватит трепаться, пора начинать.
На ладонь Гермионы опустился небольшой, но неожиданно увесистый, темный камешек с отверстием, в которое был вдет шнурок.
— Никогда не знаешь, к чему приведут игры с силой, взятой взаймы, — пояснил он, будто и не было минутой ранее разговора на повышенных тонах, — эта хрень должна защитить тебя. Теоретически.
Грейнджер повязала шнурок на шею, слабо усмехнувшись.
— Что не так? —насторожился Малфой.
— Все так, — пожала плечами Гермиона.
Хотелось в лицо заявить ему, что в этом весь он — распинаться о том, какой он ужасный, язвить, оскорблять ее друзей и сыпать пошлыми шутейками, а через мгновение вручать ей охранный талисман. И повторялось это с завидной регулярностью — будто намеренно он пытался задеть ее, рассуждая об умственных способностях ее друзей или оттачивал чувство юмора, слагая эпиграммы на ее факультет, а потом вставал, чтобы отодвинуть ее стул и помочь сесть, придерживал для нее дверь, уступал удобное кресло и все в таком духе.
Но говорить такое вслух. Годрик Великий, нет. Малфоя точно хватит удар. Несмотря на хваленую выдержку и умение держать себя, характер у него временами довольно взрывной. Особенно если вдруг невольно коснешься его личностных качеств. Он может соловьем заливаться о своем детстве, рассказывать о проделках и смешно подражать манере Люциуса отчитывать своего отпрыска, но если какой-то “личной” темы попытается коснуться Грейнджер, пиши пропало.
— Не хочу, чтобы ты заляпала меня своей поганой грязной кровью, — прищурившись, медленно и очень четко проговорил Драко, — если вдруг не справишься с избытком силы.
— Идиот, — спокойно ответила Гермиона и, отвернувшись от Малфоя, принялась стягивать с себя одежду. Она ни на йоту ему не поверила. А он демонстративно не смотрел в ее сторону.
========== 7.2 ==========
Когда от наготы ее отделяло всего ничего, лишь пара предметов одежды, Грейнджер обернулась. Малфой курсировал вокруг пентаграммы, добавляя по краю окружности какие-то знаки.
— Готова?
Получив от Гермионы утвердительный кивок, Драко невозмутимо избавился от последнего предмета своего гардероба и опустился на колени в самом центре рисунка.
— Ну? — раздраженно спросил он, видя, как Грейнджер застыла, сосредоточенно изучая пол.
— Закрой глаза, — попросила она, подходя ближе, и стараясь избегать смотреть на Малфоя.
Она не стеснялась обнаженного тела, но как и многим представительницам прекрасного пола ей было неловко раздеваться перед мужчиной, с которым, по сути, ее не объединяло ничего, что бы делало эту наготу естественной — ни секс, ни, прости Мерлин, какая-то романтическая связь.
— Твою ж мать, ты серьезно? — обреченно спросил Драко. — Как можно думать о том, что кто-то увидит твои сиськи, когда ты вот-вот взвалишь на себя силу, способную запросто тебя убить?
Грубо конечно, но он прав. Отчасти. И все же.
— Закрой, — упрямо произнесла Гермиона.
Малфой повернул голову в ее сторону и продемонстрировал закрытые глаза. Даже в таком виде ему каким-то образом удавалось выглялеть крайней раздраженным.
— Пообещай, что не будешь смотреть, — серьезным тоном произнесла Грейнджер, вызывая у Драко новую порцию обреченных вздохов.
В конечном счете, она все же добилась от него короткого “Обещаю”, что однако отнюдь ее не успокоило. Она и сама не знала, что ее смущает больше — то, что ей предстоит сделать, или то, как придется при этом выглядеть. Второе, Гермиона была полностью согласна с Малфоем, было довольно глупо. Но поделать она с собой ничего не могла.