Проклятие

— Это герой произведения, — спокойно пояснила она, — магловского.

— Я знаю, — ответил Драко, — я помню, что знал это там.

— А здесь?

Драко просто пожал плечами, понятно все было и без слов.

Гермиона снова перевела взгляд на скачущих по газону белок, а Малфой вернулся к чтению. Вот, пожалуй, и все.

Образ Драко Малфоя рассыпался.

Мерлин, как же она тосковала по Драко. Только не по тому, кто ежедневно садился слева от нее. По другому Малфою, которого так талантливо изобразила та же сила, что сплела их сны в один общий, сыграв с ней глупую и несмешную шутку. Все-таки это просто невыносимо — скучать по тому, кто существует только в твоей голове.

Ее размышления прервал целитель, который принес целую армию мензурок и пузырьков с зельями и бальзамами. Бог весть с чем еще, что там обычно назначают людям на грани нервного срыва.

— Колдомедик оказался на месте пациента. И каково это? — спросил Малфой, когда они снова остались вдвоем.

— Я никогда не была целителем, Драко, — ответила Гермиона, — я работаю в Министерстве.

Драко слегка приподнял брови и поджал губы, чувствуя себя ребенком, в руках которого лопнул только что подаренный воздушный шарик.

Кто бы ни говорил, что глаза не могут врать, он ошибается. Прекрасно могут. Немного практики и очень много контроля — бинго.

И уж тем более никаких звуков разбитых ожиданий или рухнувших надежд никто и никогда не слышит, потому что существуют они только на страницах романов. А в реальной жизни все надежды и чаяния рушатся совершенно беззвучно.

*

Драко еще раз напомнил себе, что он сошел с ума. И не потому, что сама идея была почти обречена на провал, а потому, что в случае успеха — ему конец.

Его мать с завидной энергией ринулась восстанавливать репутацию и положение семьи. Идеей фикс, прочно поселившейся в ее голове, стало восстановление утраченных привилегий рода Малфой и возвращение оного на прежние довоенные позиции. Влияние и статус Малфоев сильно пошатнулись, но Нарцисса не сдавалась. Благотворительность, меценатство, помощь пострадавшим семьям, прямое и опосредованное участие в устранении последствий военного времени. Особенно навязчивой была мысль, что значимость их рода и статус в обществе непременно должны достигнуть прежнего уровня к возвращению Люциуса из Азкабана.

Как заботливая супруга, Нарцисса полагала, что для угнетенного заключением мужа нет ничего лучше и целебнее, чем снова возглавить успешный и влиятельный род.

Несмотря на внешний альтруизм, Малфои оставались Малфоями. Драко готов был дать на отсечение собственную голову, что хоть родители и излучали сдержанность и терпимость, а слово “грязнокровка” и вовсе стало чем-то вроде табу для их семьи, их отношение к маглорожденным осталось прежним, хоть и стало менее радикальным.

И уж тем более, неизменным остался и круг общения, состоящий сплошь из чистокровных семей.

Сам Драко на этот счет никаких убеждений не имел. Маглы казались ему предыдущей ступенью эволюции, куцым подобием нормального человека. А маглорожденные волшебники, что ж, он просто перестал о них думать. В его настоящей жизни эта тема утратила свою актуальность. Он не сталкивался с ними дома за ужином, не общался в пабе после тяжелой недели. Да и необходимость взаимодействия на работе воспринималась им крайне равнодушно. Малфой просто их не замечал, оставив позади радикальные взгляды вместе с подростковыми прыщами.

Они казались ему волшебниками “второго сорта”, вот, пожалуй, все. Еще не хватало тратить свое время и силы на подобные размышления. А говорить об этом и вовсе с недавнего времени считалось плохим тоном среди людей его круга.

И если бы Нарцисса знала, что Драко собирается сделать, она бы одним взглядом превратила его в камень.

Но, что уж кривить душой, Малфой не мог выкинуть из головы все, что случилось. Он должен хотя бы попробовать отыскать Драко, которым он никогда не стремился и не осмеливался быть. И ту Грейнджер, чей образ никак не оставлял его в покое, вынуждая раз за разом присматриваться к настоящей Гермионе в поисках хотя бы косвенной, слабой связи.

Он нашел Грейнджер, где и всегда.

Вопреки негласному обоюдному соглашению не нарушать тишину, Малфой прервал молчание, как только занял свое уже привычное место.

— Что это? — спросил он, указывая на подшивку документов на коленях Гермионы.

Она, немного подумав над ответом, перелистнула очередную страницу. На колдографии была изображена миниатюрная резная шкатулка.

— Пытаюсь разобраться, как это работает.

— Какой в этом теперь смысл?

— Из-за нее мы здесь.

— Мы здесь не из-за этого, — Драко постучал пальцам по изображению, — мы здесь по вине идиота, который вообразил, что неизвестный артефакт — отличная емкость для мятных леденцов.

— Он и сам стал жертвой свой легкомысленности, — мягко возразила Гермиона, — и спит до сих пор.

— Как я и сказал — идиот.

— Мистер… — Грейнджер слегка нахмурилась, — не помню, как его. Такой же пострадавший, как и мы. Он не знал, что шкатулка проклята.

Малфой вскинул бровь, одарив Гермиону ехидным взглядом.

— Однако! — хмыкнул он. — Они назвали это проклятием?

Грейнджер вместо ответа только пожала плечами. Только Малфой мог найти в этом повод для веселья. Хотя, стоит признать, ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы не ответить на его шутливый озорной взгляд. И не факт, что у нее получилось — ведь Драко вдруг улыбнулся ей так, как настоящий Малфой не улыбался никогда. Зато так часто делал кто-то, очень похожий на него.

— Грейнджер, — Малфой кашлянул, прерывая затянувшуюся паузу, — Гермиона.

Она удивленно вскинула брови. Драко нервничал. Вот напасть — почему она это знает? Ведь никому и в голову не придет — что Малфой-младший начинает поправлять все, что только может быть поправлено, и разглаживать сто и еще одну несуществующую складочку в моменты наибольшего душевного волнения.

Почему-то это сейчас казалось забавным. Словно она вновь перенеслась туда, где Малфой был не главным школьным врагом, а кем-то очень знакомым и совсем не чужим.

— Малфой, Драко, — не удержалась Гермиона, произнося его имя тем же официальным тоном, что и он секундами ранее.