Пронзающие небо

— ОН хочет увидеть, ТО к чему ведёт ВСЁ!..

Эти слова провожатый громогласно выкрикнул несколько раз, и тут же подхватил Алешу под руку — картинно выставил свою руку в свою сторону, и тут же толпа в той стороне расступилась — образовался живой коридоров в окончании которого высилась конструкция настолько причудливая и негармоничная, что напоминала предсмертный бред помешанного, и описывать её столь же немыслимо, как и запомнить: эти формы не умещались в сознании, надо было стать безумцем, чтобы дать ей описание.

Алёше пришлось подняться ещё на несколько ступеней, и там он увидел беспорядочно расположенные стекляшки, которые выпирали из костной поверхности — новый его приспешник знаком указал, что нужно к этим стёклышкам приложиться глазами, и Алёша выполнил это — причём, чтобы приложиться разом двумя глазами, ему пришлось выгнуть голову, но, созерцая, он сразу же позабыл о своём неудобном положении…

Если представить, что некто нашёл древний, истлевший скелет, и, зачем-то — вот уж безумец! — склонился к нижнему из рёбер этого скелета, повернул голову и смотрит через сплетение рёбер к голове, то — он увидел бы примерно тоже, что и Алёша. В дополнение картины надо сказать, что скелет был окружён почти непроницаемым мраком, и едва-едва проступали из этого мрака расплывчатые силуэты каменных глыб…

Алёша что-то понял, но понимание это было настолько расплывчатым, что он сразу же отстранился, и, повернувшись к своему, расплывающемуся в угодливой улыбочке лицемеру, говорил:

— Ну что ж — я вижу: лежит скелет. А дальше то что?..

— В нём же великая цель — Вы же знаете, конечно.

— Конечно я знаю, однако не мог бы ты мне повторить.

— О, конечно, конечно…

И прозвучала заученная длинная фраза, в которой было слишком много стенобитных канцелярских слов, чтобы я стал приводить её здесь, но которая сводилась к тому, что в великий день окончания ВСЕГО, великан поднимется, и начнётся райская жизнь, о которой однако ж никто ничего не мог сказать — настолько это жизнь должна была отличаться от привычной им.

— Ну, хорошо-хорошо… — едва вытерпев до окончания фразы, воскликнул Алёша. — …Ну, а где этот скелет то лежит?..

— На Плато Вечности… — лицемер отвечал таким самоуверенным тоном, каким ученик-отличник отвечает на экзамене.

— Ну а где это плато?

— Под нами.

— Хорошо — плато под нами; ну а куда надо пойти, чтобы до великана дотронуться?..

Лицемер самодовольно улыбнулся:

— Так на рёбре его Величайшего из Величайших мы и стоим…

Эти слова, произнесённые привычным, угодливым тоном, громом грянули для Алёши — за ними последовали и ещё какие-то слова, однако же юноша их уже не слышал. Да — он почувствовал ещё и прежде!..

Теперь он восстановил в памяти все события, которые привели его и Чунга к этому месту. Вспомнил, как бежал вниз по склону от чёрного болота, всё быстрее и быстрее бежал, ноги заплетались, он пытался остановиться, но был не в силах — колдовская сила влекла его. Потом обо что-то споткнулся, полетел и во время этого полёта и был возвращён Олей — когда же вернулся, уже лежал возле чёрной стены — упасть с такой высоты он не мог; выходит — в безмерное число раз уменьшился, и всё последующее время метался в мирке, который возник под костями, в костях, и на костях некоего лежавшего там скелета. Вспомнилась галерея в которой трепыхались, сочиняли свои мерзостные стишки карлики второго уровня и понял — это была нижняя часть слившегося с каменной поверхностью позвоночника, исполинские же, часто переломанные наросты — позвонками.

— Выходит, я сейчас на ребре… А что же на иных рёбрах, что в черепе?

Этот вопрос он никому не задавал, но в изумлённом его состоянии он сам собою вырвался. Тут же последовал ответ экзаменуемого:

— Вы изволили прибыть на нижнее из рёбер, для того же, чтобы перейти в верхние мы должны сделать достойное открытие. Например в прошлое «па» Эль… вывел общий закон для кручения вихрей формы б сто семьдесят во время…

— Хорошо-хорошо — что в черепе.

— В черепе — Высочайший и Мудрейший, кого могут лицезреть только избранные. Он направляет помыслы…

— Могу ли я лицезреть этого "Высочайшего"?

— Да — если вам угодно будет покинуть нас так рано… Надеюсь вы возьмёте меня ко дворцу.

— Раз вы стали такими послушными: прежде чем отправиться в центр я бы хотел, чтобы ко мне был доставлен… иной "Высочайшие посланник" — его найдут примерно в том же месте, где и меня…

— О, какая честь!.. Мы непременно…

— Нет — не только вы!.. Я не стану оставаться здесь больше не минуты; я спускаюсь вниз, туда — в самую нижнюю пещеру с ничтожнейшими. Да Чунг уже наверняка появился там! Скорее-скорее! Как то его встретят все эти карлики?!.. Там же ещё эта давка…

— Конечно-конечно, но вы не забудете о моих услугах…

— Вниз! — крикнул Алёша.

Алёшин крик "Вниз!" подхватила вся его подхалимская свита — повторяли они это слово точно заклятье, двинулись было вниз, в сторону платформ (а поднимающих вверх-вниз платформ здесь было с несколько десятков); но навстречу, снизу и так поднялась одна платформа — и оттуда выбежало десятка два человечишкой, который не были частью окружающей громадной толпы, потому хотя, что их лица прямо-таки дрожали от ужаса — они смертно бледные, сжавшиеся — они, только вырвавшись в эту, верхнюю часть мира, сразу завопили такими истошными, пронзительными голосами, что произошло волнение гораздо большее, нежели бывшее по прибытии Алёши.

— Бедствие великое! Всё изменяется! Рушится! Восстание! Крах!!!..

И вот работа была прервана — все обернулись, все замерли, выжидая продолжения — этот за невообразимо долгое время отлаженный, но безумный механизм дал сбой — из бездны нижних уровней продолжали поступать кипы листов, механизмов и механизмиков, но их уже никто не разбирал, и за краткое время уже образовались массивные груды, которые отчаянно шипели, брызгали чем-то раскалённым, смрадным — в общем, совершенно невозможно было вблизи них находиться (однако ж находились — стояли и слушали).

— Всё-всё рушится! — вопили обуянные ужасом лики. — Теперь из ям лезут уже не простые ничтожнейшие! О нет — они подвержены новым еретическим идеям…

Тут разом несколько голосов заявили:

— В таком случае применительно растаптыванье и сброс обратно в ямы для дальнейшей переработке.

В ответ — вопли ужаса:

— О, нет, нет! Дело в том, что — это происходит повсеместно…

— Что — на всей протяжности хребтовой галереи?!..

— Да-да — из каждой ямы, число выбравшихся заряжённых новыми, непозволительными идеями не поддаётся учёту.

— Направить на них отряды второго уровня…

— Дело в том, что весь второй уровень уже составляют восставшие!

— Что?! Что?! Что?! Что?! Что?!!!!.. — тысячи и тысячи голосов слились в один беспрерывный, всё нарастающий и нарастающий вал — вот теперь пробудился в них ужас.

Когда вновь завопили прибывшие снизу, то рухнула не разобранная, успевшая вырасти на десятиметровую высоту груда механизмов — она завалилась на собранный усердно и бессмысленно работавший механизм, и при падении проломила его; тут же с треском взвились ядовито-многоцветные языки пламени, принялись пожирать дрыгающееся в агонии костяное переплетение, и расходились всё сильнее и сильнее, всё большие жаром веяли, надувались пузырями, лопались оглушительными раскатами — несколько из стоявших поблизости были объяты пламенем, бешено вопя, слепо стали пробиваться через толпу, что, конечно, только усилило общий ужас.