Пропащие девицы

Просто удивительно, сколько секса, нерастраченного влечения было между ними, и как долго и стойко она сопротивлялась все это время, и с какой легкостью поддавалась сейчас. Похоти. Девушка улыбнулась, осторожно вставая с кровати. Она знала, что Джей все равно проснется и несколькими минутами позже спустится на кухню следом за ней. Как бы она ни осторожничала, Лето своим гребаным невероятным чутьем замечал все. Но привычка, желание подарить ему хотя бы еще несколько минут сна все равно упрямо оставалась. Наверное, это забота о человеке, который тебя любит, которого ты…

Улыбка стала еще шире, и девушка едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Доли секунды, обрывки мыслей назад она вспоминала об одном из семи смертных. О своей неизлечимой болезни под названием католическое воспитание. И тут… От похоти до любви всего доли секунды. Если бы ее благочестивое семейство только слышало ее сейчас!

Интересно, какие сказки рассказывает ее мать своим подругам по клубу сейчас? Моя дочь Патриция встречается с дантистом из Сан-Франциско, у них все серьезно, и мы вот-вот ждем, когда же он сделает ей предложение. Кажется, так она выкручивалась, когда ее дочь сбежала в город хиппи, пренебрегши семейной традицией. Потом бедная дочь пережила болезненный разрыв с этим самым несуществующим дантистом и вернулась обратно в ЛосАнджелес. Его измена очень больно ранила ее, и теперь она пытается вновь обрести себя. Семья понимает Патти и дает ей пространство, так необходимое бедняжке.

А что же сейчас, мама? Сейчас, когда твоя дочь стала одной из тех публичных шлюх, чьи фотографии мелькают на обложках таблоидов (произнесено с отвращением, так, будто само это слово заразно). Что сейчас рассказывает миссис Би своим подружкам по благотворительности? Сместили ли ее с поста главы их маленькой шайки набожных тупых ограниченных куриц?

Патриция гневно трухнула головой. К черту эти глупые мысли, к черту! Не этим утром, не любым другим, когда она вот так просыпается с мужчиной, который делает ее счастливой.

Она была действительно счастлива. И счастлива как-то скоропостижно. Именно так. Где-то глубоко внутри она все еще опасалась, что все это развалится, как карточный домик, стоит только большому серому волку как следует дунуть. И этим сказочным монстром вполне могла оказаться прозаическая реальность, а не какой-то непримиримый архивраг, как в комиксах. Все могло разбиться, как разбивалось каждый раз, но она отчаянно гнала от себя все эти глупые мысли и сомнения. Она и Джей.

Джаред гребаный Джозеф Лето. Вот, кто был ответственен за все и каждую их дурашливую выходку и не такие уж дурашливые шаги друг навстречу другу. Каждый раз, видя сомнение в ее взгляде, он знал, как его развеять, как заставить ее переступить через глупые предубеждения и надуманные проблемы. Стоило ему улыбнуться и учудить что-то такое джаредолетовое, что-то, что и Оливер, четырехлетний ребенок, вряд ли учудит, как она готова была сказать «да» на любое его предложение.

Как-то так ее зубная щетка внезапно переехала на Голливудские холмы, следом за ней и некоторые из ее вещей, те, которые не надо отглаживать и неприхотливы в сочетаниях с джинсами Шеннона Лето. Патти поправила мешковатую рубашку Etro, которую Джей отдал ей в безраздельно пользование, к ее, мягко говоря, острому негодованию (но Бэйтман успокаивала себя, поглядывая на гребаный розовый огуречный орнамент, что это не Gucci, а тоненький противный внутренний голос хихикал и говорил «пока нет»), и подошла к зеркалу, где на полке рядом с его расческами и парфюмерией лежала ее заколка. Которая тоже успела переехать с остальным, на первый взгляд, незначительным барахлом.

И только Патриция, которая сама забыла, когда в последний раз ночевала у себя в лос-анджелесских апартаментах, упрямо не хотела называть это переездом. Сначала они просто проводили вместе время, потом просто трахались, а теперь просто просыпаются в одной постели большую часть недели. И когда им приходится разъезжаться по работе, Патриция просто скучает по привычке. Ей нравилось это слово. Просто. И Джаред был совершенно не против. Не против сделать для не все простым. В своем, опять же, джаредолетовом стиле.

– Гребаный говнюк, – беззлобно прошептала она, рассматривая темно-красную отметину у себя на плече ближе к шее. Снова придется искать в своем гардеробе что-то, что сможет скрыть следы преступления от любопытных глаз. А то ведь в прошлый раз Дик, вполне оправдывая свое имя, не преминул обратить внимание на засос у нее на шее, и обсуждение стратегии продвижения его коллекции переросло в горячее обсуждение, с самыми нереальными догадками, ее сексуальной жизни.

Девушка придирчиво осмотрела шею и плечи, на предмет других последствий весьма очевидного времяпрепровождения, и, лишь убедившись, что в остальном все в порядке, была готова спуститься в кухню к в последнее время ворчливому Ше.

– Может, останешься с гребаным говнюком еще на пару часиков? – хриплым ото сна голосом отозвался Джей, потягиваясь в кровати. – Я обещаю отработать все претензии.

– Работать, Джаред, мне надо работать, – проворчала она недовольно, быстро выскальзывая из комнаты, пока он не прибег к крайним мерам, бесстыдно разгуливая по своим владениям в чем мать родила. – Хоть раз за эту гребаную неделю.

Лето только хитро улыбнулся и предпринял ленивую попытку схватить ее за ногу, когда она пронеслась мимо. Да только вряд ли на этом можно было расслабиться, не успеет она выпить чашку кофе, как он следом за ней появится в кухне в своих нелепых штанах цвета единорожьей блевотины и будет светить своим идеальным торсом.

– Доброе утро, жена, – Шеннон взял себе эту идиотскую привычку за правило, и теперь даже не обращался к Патти иначе. – Хорошо спалось вдали от супружеского ложа?

Оставалось только надеяться, что их внутренняя шутка не попадет в уши кому-то, кто разнесет ее по ветру. С ее удачей. С их удачей, поправила себя Бэйтман, ведь раньше такого пристального внимания к ее личной жизни не предпринимала даже Робин Уильямс. Девушка потерла шею и потянулась. Она не имела ни малейшего представления, сколько кофеина должно опрокинуть внутрь, чтобы выйти из этого дома хотя бы бодрой, уж не говоря о том, чтобы типично злой сукой Патрицией Бэйтман. А ведь сегодня ей предстояло (она в этом даже не сомневалась после предварительных переговоров) разнимать своего суперталантливого дизайнера и не менее выдающегося друга фотографа. И Патти была не вполне уверена, что именно Макс выйдет из этого противостояния живым.

– Или не спалось, – сказал он, с усмешкой глядя на засос на плече у девушки.

– Просто заткнись! И дай мне кофе, – девушка вырвала из рук мужчины чашку, к которой он прикладывался, как к эликсиру жизни. – Спасибо, – проявила вежливость, глядя на то, каким обижено-щенячьим взглядом провожает уплывающий кофе Шенимал.

– Не за что, – проворчал он, возясь с кофе-машиной.

Патти не могла расслышать, что именно Ше рассказывал своей волшебной технике на грани фантастики, ведь только такая могла приготовить чертовски охренительный кофе, самый охренительный в ЛА точно (пожалуй, по нему она скучала не меньше, чем по Джею в разъездах), но тон, с которым старший Лето обращался к машине… Вряд ли одна из его многочисленных подружек могла бы похвастать хоть вполовину таким нежным и внимательным отношением к себе.

Девушка не выдержала и рассмеялась, глядя, как Шеннон колдует вокруг чашки кофе.

– Очень, блядь… погоди, жена, где это тебя так собаки покусали? – Шеннон улыбнулся, что уже было плохим знаком, а Патти растерянно уставилась на него, совершенно ничего не понимая. – На ногу свою посмотри.

Мужчина ткнул ее чуть выше колена, и она вскрикнула больше от неожиданности и возмущения. Его прикосновение отозвалось тупой болью. Так обычно… гребаный говнюк! Патти опустила глаза на очередную темно-красную отметину на своем теле. Кажется, как-то так начинаются дела о домашнем насилии?