Пропавший город

А я взглянула на Панка. О чём это она? Он же улыбнулся мне, всё так же держа на руках.

– Тебе тоже было больно?
– спросила и по сужающимся зрачкам поняла, что да.
– Прости, - прикоснулась к его щеке ладонью.

– Идите ко мне, - раздался голос матушки, и в стене появилась дверь.

– Опусти меня, - попросила Алекса.

– Точно?

– Я не пушинка, опусти.

– Мне не тяжело, - буркнул он и продолжил держать.

Я какое-то время смотрела на его уверенное серьёзное лицо, краем глаза отмечая, что меня куда-то несли, но я видела лишь этого мужчину.

Он молча бросился на помощь. А ведь ему было больно, скорее всего так же, как и мне, если не сильнее. Матушка сказала что-то о пороге боли. Этот поступок вызывал безмерное уважение и что-то тёплое в душе. Прижалась к нему сильнее, вдыхая его запах. Странно, но сейчас я хотела, чтобы всё было по-настоящему. Вот так всегда быть в его объятиях. Похоже, я влюбилась. В этого красноволосого панка с ирокезом на голове или со смешной косичкой, или, как сейчас, с густыми длинными волосами.

Мы остановились. Над головой было окошко в куполе, и туда заглядывало солнышко. Меня поставили на ноги. От неожиданности я даже пошатнулась, но крепкие руки удержали меня за талию.

Перед нами пылал огонь, мирно потрескивающий в очаге. С другой стороны от пламени стояла матушка в белых, расшитых золотистой вышивкой одеяниях. Всё также в своём двурогом головном уборе. Забыла, как назывались такие. Вроде бы означают, что она всё ещё может рожать. А вот после того, как месячные у них прекращались, тогда уже без рогов ходили.

– Жизнь часто даёт нам испытания. Порою жестокие и болезненные. И не каждый справляется с ними. Но вы есть друг у друга, чтобы поддерживать в трудную минуту, чтобы разделить горечи, болезни, несчастья и счастье на двоих. И вы теперь не только это знаете, но и будете тянуться друг к дружке в такие мгновения, особо остро ощущая вашу связь.

Я по-прежнему была в объятиях Алекса, и он не собирался меня из них выпускать. Да я и не хотела этого. Ощущала тепло его тела, опору и надёжную защиту. Матушка подошла к нам. В душе было умиротворение.

– Ваши левые руки, - сказала она, протягивая какую-то сияющую алым цветом ленту.

Жених прикоснулся к моей руке и переплёл наши пальцы, лишь потом поднял левые руки.

Матушка связала ленточкой наши запястья. Лента вспыхнула огнём и впиталась в кожу.

– Теперь вы муж и жена. До конца этих воплощений.

Наши предки верили в перевоплощение душ, а также карму.

В зал стали входить девушки-жрицы.

– Ваша одежда, - озвучила матушка приближение к нам двоих девушек со свёртками. Каждая слегка поклонилась и положила свёрток перед нами.

Потом подошли другие девушки с какими-то блюдечками.

– Ваши кольца. Одинаковые.

На блюдечках, и правда, были тоненькие серебряные колечки.

– Поскольку вашей душевной связи видно не будет, то по кольцам другие будут знать, что вы муж и жена, - пояснила матушка.
– На этом обряд закончен. Будьте счастливы!

И она кивнула девушкам. Через десять секунд в зале никого не было, кроме меня и Алекса. Ещё возле огня лежали свёртки с одеждой и блюдца с колечками.

Александр первым взял маленькое колечко, лежащее на его одежде, надел его на мой безымянный пальчик почему-то левой руки. Оно точно пришлось впору.

Я молча повторила его действия. И только после этого мы стали одеваться.

Конь нас ожидал во дворе храма. А я тут вспомнила о наших вещах из своего времени.

– Дэр?
– решила сразу пояснить одну вещь.

Муж сжал мою талию.

– Почему Дэр?
– спросил супруг удивлённо.

– Искандер слишком долго произносить. Да и мне не нравится, - честно призналась я.
– Что будем делать с нашими вещами?

– Ты их перепрятала?
– задал встречный вопрос.

– Да.

– Молодец. Пусть лежат.

– Но что если нам приспичит возвращаться?

– Значит, так тому и быть.

– А как же твои документы? Ладно, мои. Я, считай, местная. А ты как?
– искренне беспокоилась я.

– Переживу. В посольство обращусь, - и такой спокойный голос.

– Ну, как знаешь, - если ему не надо, то мне - тем более.

Хотя, жаль, моего телефона. А ещё камеры. Правда, предыдущие фотографии я успела слить, а вот Китеж-града, увы, не будет.

– Что загрустила?
– проявил беспокойство Алекс.

– Я всё же хочу забрать свои вещи, - честно призналась.

– Там что-то ценное?

А он проницателен. Я кивнула.

– Значит, заберём. Но пока не стоит привлекать внимание. Да и делать это лучше днём, а не ночью.

Тут я была согласна.

– Куда мы теперь? Возвращаемся на базу?
– поинтересовалась я.

– Нет.

– Но... ты ж там оставил воинов...

– Я забрал тебя, теперь нет смысла возвращаться.

В душе разлилось тепло. Неужели я действительно важна для него? Но озвучить вслух этот вопрос я не решилась. Правда, надежда затеплилась в сердце. Стало так приятно от его слов.

– Но там ведь карта...
– начала я.

– Уже нет.

– Как это?

– По совету мудрой женщины, я заблокировал вход в бункер, да и вообще завалил там всё.

– Но ты сказал...

– Потому что там были лишние уши.

Идиллия была нарушена. Значит нарочно обидел. Стало горько.

– Опусти меня.

– И куда ты собралась?

– Пойду проветрюсь.

– Сейчас не то время, чтобы можно было разгуливать.

– Опусти, - с нажимом сказала я.

Хвала Небесам, спорить не стал. Спустил с лошади, а сам ударил её бока, и ускакал.

Обиделся? Ну и плевать!

Почему уехал, почему не остался? Ну попросил бы прощения, и дело с концом. Так нет же... Сам же сказал, время неспокойное... бросил... Конечно, о том, что любит, речи идти не могло, но всё равно обидно.

Самобичеванием горю не поможешь. А оставаться одной было страшно. Хотела крикнуть, чтобы подождал, но он уже скрылся, а орать на всю улицу мне не позволяла гордость.

Я пошла вперёд до поворота, за которым Панка видно уже не было.

– ... где его наложница?
– услышала мужской голос, заставивший меня остановиться.

– Он был один, - ответил другой мужчина.

– Уверены?

– Да.

– Уезжал ведь с нею.

– Найдите её. Раз нянчится с нею, значит, она ему важна, и он сделает всё, что мы скажем.