Пророк

– Так это отдых для меня, – рассмеялся я. – Обычно я работаю четырнадцать, а то и шестнадцать часов в сутки.

– Трудяга! – она притворно нахмурилась. – А мы-то, простые смертные, думаем, что у вас вся жизнь: вернисажи, «скачки, рауты, вояжи».

– Самая работа, – с шутливой важностью согласился я. – Особенно если вернисаж в посольстве Поднебесной империи, на скачках присутствует цесаревич, раут проходит с членами правления союза предпринимателей, а вояж предстоит на императорской яхте. А ты думаешь, основные решения принимаются на официальных переговорах и конференциях?

– Ты хоть когда-нибудь отдыхаешь? – спросила она уже серьезно.

– С тобой, – ответил я неожиданно для себя.

Ее лицо вдруг стало необычайно серьезным.

– Ты уничтожишь себя. Сожжешь – и сам не заметишь. В твоем ритме ни один нормальный человек и месяца не выдержит.

– Может, и не выдержит, – я пожал плечами. – Я выдержал уже пятнадцать лет. В конце концов, это мой выбор. Я могу и отказаться от него.

– Правда?! – она снова хитро прищурилась. – А слабо сегодня все бросить и поехать вместе кататься?

– Я пригласил архитектора на час. Заставить его ждать было бы невежливо. А в остальном нет проблем. Давай после завтрака поедем верхом в Горелово. Как раз к часу обернемся.

– Горелово? Где это?

– Одно село на окраине имения. Никогда там не был. Говорят, самое бедное в уезде.

– Горелово, – повторила она. – Прямо как у Некрасова.

– «Горелово, Неелово, Неурожайка тож», – припомнил я. – Вот и посмотрим, кому не живется «весело, вольготно на Руси».

Лошади рысили по лесной дороге. Небо по-прежнему хмурилось, но, кажется, дождем уже не набухало. Я иногда с опаской поглядывал на Юлю, которая еще не очень уверенно держалась в седле, но всякий раз весело улыбалась мне, давая понять, что чувствует себя прекрасно и никакой опасности нет. От свежего ветра, напоенного лесными запахами, лицо ее раскраснелось и светилось счастьем.

«Интересно, что ее привело в такой восторг? – подумал я рассеянно. – Понравилось ездить верхом или почуяла свою женскую власть? Если второе, то, пожалуй, она несколько переоценивает свои силы».

Лес закончился. Мы въехали на вершину холма, и я осадил лошадь. Рядом со мной остановилась Юля. Перед нами открылся восхитительный пасторальный пейзаж. Небольшая речка петляла среди лугов и полей, раскинувшихся на пологих холмах, и убегала к темневшему на горизонте лесу. В ее излучине, у холма, увенчанного маленькой церковкой, притулилась небольшая деревенька. Ни церковь, ни деревенские дома не блистали богатством отделки, но лучи солнца, неожиданно выглянувшего из-за туч, так ударили в золоченый купол церкви, так ярко заставили его засиять, что мы невольно зажмурились.

– Как красиво! – воскликнула Юля.

Я прикрыл ладонью глаза от слепящего сияния купола. Было что-то особенное, неземное в гармонии собравшихся на горизонте грозовых туч и отважном блеске церковной позолоты.

– Жаль, не дал мне бог таланта живописца! Вот бы такую картину написать!

– Мне кажется, что люди, которые живут среди такой красоты, просто не могут быть злыми, – чуть помолчав, заметила Юля.

– А вот мы сейчас спустимся вниз и посмотрим, – усмехнулся я.

– Только не быстро, – попросила Юля с опаской.

– Хорошо, – я тронул поводья, и лошадь медленно зашагала вниз по склону.

Некоторое время Юля молча ехала рядом.

– Ты так изменился за то время, пока мы не встречались, – проговорила вдруг она.

– Что это ты сегодня заинтересовалась? – повернулся я к ней.

– Да так, – она отвела глаза.

«Все еще боится меня», – с грустью подумал я.

– Передо мной поставили вопрос, на который я не сразу нашел ответ.

– Честно говоря, ты не производишь впечатление человека, который долго думает над вопросом.

– Это только кажется.

– Вот как?! И что же повергло в такое замешательство самого князя Юсупова?

– Небольшая логическая задача. Представь, мы живем в стабильном мире. Он несправедлив: люди рождаются в неравных условиях и не могут раскрыть себя в полной мере, одни страны и классы подавляют другие. Происходит целая куча несуразностей и несправедливостей, но мы к ним привыкли и научились устраиваться в этом несовершенном мире. И тут появляется человек, который говорит о том, что может изменить существующий порядок вещей. Он хочет предоставить всем по-настоящему равные возможности, хочет вывести творцов из-под власти капитала, ограничить алчность и притязания тех, кто получил доходные места не по заслугам. Он, словом, хочет создать идеальный миропорядок, в котором конфликты не будут кровавы и каждый сможет проявить себя согласно своим наклонностям и талантам.

– Но ведь это невозможно, – усмехнулась Юля.

– Что невозможно? – переспросил я.

– Изменить существующий порядок вещей.

– Это-то как раз проще всего. Он, собственно, все время меняется.

– Но чтобы так сильно...

– Можно и кардинально. Как сказал бы Архимед, «дайте мне точку опоры, и я переверну мир». Антагонизм бушующих страстей позволяет сохранить стабильность мира, но если кто-то нарушит баланс, мир перевернется мгновенно.

– И неужели его можно сделать таким, как ты описал?

– Теоретически, да.

– Ну, тогда, это был бы прекрасный мир, – подумав, заметила Юля и вдруг лукаво усмехнулась, – но неуютный для князей Юсуповых.

– Почему же? – удивился я.

– Им пришлось бы поделиться с неимущими состоянием, доставшимся по наследству от предков.

– Ради сохранения общественного спокойствия я мог бы на это пойти. Семнадцатый год научил нас многому.

– Властьимущим пришлось бы нести крупные расходы на социальное обеспечение.

– Вряд ли превышающие те, что мы несем сейчас. У нас ведь социальная рыночная экономика, а наша семья никогда не уклонялась от налогов.

– Они должны были бы поступиться влиянием и властью.

– Те, кто не обладал ни умом, ни талантами, никогда не смогут играть серьезной роли, к какой бы семье они ни принадлежали. Другой вопрос, куда направлять таланты и как использовать ум. Но достойным людям в такой системе всегда нашлось бы место. Более того, им было бы много легче утвердиться во власти.

– И влияние князя Александра Юсупова выросло бы? – она внимательно посмотрела на меня.

– Он мог бы занять очень высокое положение в новой иерархии, – ответил я, чуть подумав.

– Но тогда ему стоило бы всеми силами поддержать подобные перемены.

– Возможно, но есть одна загвоздка. Нарушение баланса ведет к быстрым переменам... слишком быстрым для общественного сознания. Можно перевернуть мир, но создать при этом такой хаос, что путь к желанному благоденствию растянется на века.

– Но ведь это будут перемены к лучшему. Неужели люди не поймут своей выгоды?

– Резкое изменение образа жизни выбьет у них почву из-под ног, лишит чувства защищенности. Крушение старых, проверенных ценностей аукнется анархией, а анархия – это биржевой коллапс, резкий рост цен на товары первой необходимости, локальные войны с множеством жертв... Может, сейчас наш мир и несправедлив, но мы, по крайней мере, давно уже отвыкли от столь серьезных потрясений. Взрыв может быть ужасающим и кровавым. Не зря говорят, благими намерениями мостится дорога в ад.