Пророк

– Тогда надо бороться против этого.

– То есть встать на сторону тех, кто пытается сохранить существующий порядок вещей, – усмехнулся я. – Тех, кто несет бред о таинстве власти и тем укрепляет власть олигархии, кто разговорами о священной собственности защищает права грабителей на награбленное, заменяет духовный путь церковными догмами и ритуалами, скрывает эксплуатацию за красивыми россказнями о содружестве труда и капитала, – короче, защищать несправедливость этого мира.

– Я не понимаю тебя! – отчаянно замотала головой Юля. – Ты только что говорил о том, что надо предотвратить взрыв...

– В том-то и беда, что ко взрыву мы идем под флагом борьбы за справедливость, а стабильность защищают обманщики и воры.

– И что же ты выбрал? Кого поддержишь?

– Никого. Разрушать существующий порядок вещей – неприемлемо для князя Юсупова. Поддерживать подлецов – невозможно для Сяо Лунга.

– Значит, ты будешь ждать, кто кого победит?

– Я знаю исход.

– Чем же все закончится?

– Ничем. Все останется как есть.

– Тогда и беспокоиться нечего, – передернула плечами Юля.

«Может быть, если не знать, на какую бурю способен Гоюн, – подумал я. – Тигр явно готов к прыжку, и какая разница, будет ли эта атака губительна для него самого, если пострадают невинные люди?»

Некоторое время мы ехали молча.

– Ты говорил с Гоюном? – спросила вдруг Юля.

Я резко повернулся к ней.

– С чего ты взяла?

– Так, показалось.

– С Гоюном.

Я почему-то пришпорил лошадь, но Юля быстро нагнала меня.

– Ты боишься его? Наверное, он действительно опасный человек. Я ведь долго верила ему.

– Он действительно опасен, очень опасен... но я боюсь себя.

– Он предлагал тебе встать на его сторону?

– Да.

– Ты отказал?

– Да.

– Ты не боишься, что он захочет убить тебя?

– Нет. Он, как и я, сам не совершает гадостей. Мы с ним оставляем неблагодарную работу другим и пользуемся плодами их ошибок.

Мы выехали к асфальтированной дороге, ведущей в деревню, и поехали по обочине. Вскоре я уже украдкой наблюдал за крестьянскими избами. Старые, примерно шестидесятых годов постройки, типовые дома выглядели убого. Я вспомнил роскошные коттеджи в Архангельском, самом большом имении Юсуповых. Там еще лет пятнадцать-двадцать назад самые последние крестьянские семьи перебрались в просторные дома, не похожие один на другой и напичканные самым лучшим оборудованием. А здесь люди все еще ютились в сборных домиках, наподобие тех, что распространены в странах Северной Америки.

Я аккуратно объехал большую выбоину на дороге – судя по всему, давнюю, еще с лета оставшуюся. Неужто никому из жителей деревни за все время так и не пришло в голову вызвать дорожную службу? Если так, то в этой деревне действительно было немало проблем.

Несколько удивляло отсутствие людей на улицах и во дворах. Хотя автомобили: старые ржавые пикапы и малолитражки – стояли за воротами, самих жителей я нигде не увидел. Мы проехали чуть дальше и услышали шум и крики, доносившиеся с «пятака». Очевидно, мы поспели к разгару какого-то местного праздника.

Мы свернули за угол и оказались у магазина. Весь «пятак» был заполнен народом. Под гиканье и одобрительные возгласы зрителей в центре круга, образованного толпой, нещадно молотили друг друга десятка два молодых людей, и их яростные вопли, мат, стоны и глухие звуки ударов сливались с улюлюканьем толпы. Две женщины, громко причитая, тащили к обочине какого-то парня с разбитым в кровь лицом.

– Что это? – изумленно спросила Юля.

– Кулачные бои, – ответил я.

– Какая дикость, – фыркнула она.

– Традиция.

Нас заметили. Постепенно мы привлекли внимание всех зрителей, и драка в центре площади тоже начала затихать. Лишь один парень, лет двадцати пяти на вид, все никак не мог успокоиться, ругался и кидался на противников. Его отталкивали, пытались утихомирить, а он все не унимался.

– Охолонь, Федор, – подошел к буяну невысокий осанистый старичок. – Князь к нам пожаловал, а ты бузишь.

Федор застыл на месте и растерянно посмотрел на нас с Юлей. Кажется, он был изрядно пьян.

– Добро пожаловать, ваша светлость, – старик, подойдя к нам, поклонился.

– Здравствуйте, – я спрыгнул с лошади, передал поводья подскочившему ко мне мужику и помог спешиться Юле.

– А у нас тут праздник, ваша светлость, – сообщил подошедший старик. – Рождество пресвятой богородицы празднуем.

Кажется, это был староста, но я никак не мог вспомнить его имени.

– Вижу, – улыбнулся я. – Традиции бережете.

Вокруг нас уже стал образовываться плотный круг деревенских жителей.

– Точно так, ваша светлость, – приосанился старик. – Кулачным боем молодежь тешится. А сейчас, коль оказали честь в деревеньку нашу пожаловать, не откажите и за праздничный стол с нами сесть.

– Спасибо, – ответил я. – Надолго у вас задергаться, увы, не сможем, но от приглашения не откажемся.

Старик степенно поклонился.

– Столы сейчас накроют. Все готово уж, только ждали, когда молодежь натешится. А пока извольте, ваша светлость и вы, сударыня, в моей избе полчаса обождать.

Вместе со стариком мы отправились к одному из ближайших домов, но дорогу нам неожиданно преградил нетвердо державшийся на ногах Федор.

– Опять князья за счет мужика пировать будут? – воскликнул он. – Опять нам дармоедов кормить?!

Окружающие зашипели на смутьяна, но я жестом дал понять, что хочу поговорить с обидчиком. Когда ропот утих, я смерил взглядом Федора: рослый, примерно на голову выше меня, плечистый, лицо грубое, в глазах неподдельная злость.

– Объясните, Федор, – холодно спросил я, – откуда родилось предположение, будто я живу за ваш счет?

– А как же? – Федор явно играл на публику. – Мужик горбатится, хлеб растит, животину разводит, а князья у него все забирают да еще и ренту за землицу дерут. А землица-то самая лучшая как раз князьям осталась.

– Если я не ошибаюсь, вашу продукцию у вас не забирают, а выкупают, – возразил я. – Притом вы можете продавать ее любому закупщику. Общий сход деревни, насколько я знаю, решил, что Горелово будет поставлять всю свою продукцию на основе долгосрочного договора, но любой крестьянин имеет право единолично выбрать стороннего закупщика.