Пророк
Шрифт:
Сказать, конечно, легче чем сделать, но я всё же попытался. Расфокусировал взгляд, стёр из мыслей желание чего бы то ни было. Как человек, сидящий на берегу реки и глядящий на воду. Плавное течение волн, шелест гальки, выкрики птиц, шум листвы за спиной. Меня ничто не интересовало, я лишь созерцатель, пришедший избавится от груза мыслей. Мне ничего не нужно, река сама определит важное и принесёт к моим ногам…
Состояние близкое к медитации так захватило меня, что я едва не пропустил первый образ, который выскочил из потока беспорядочно сменяющих друг друга “роликов”. И, вероятно, пропустил бы его, если бы не узнал лицо Куавы. Расслабленность сняло ушатом холодной воды за
Я не стал больше ничего выискивать в нити рыжего, вышел к якорю, а потом и вовсе вынырнул из поля. Поднялся с пола, пересел на кресло, ещё хранящее тепло тела Челии, и крепко так задумался.
Инку я не видел ещё ни разу после того, как переехал в предместья Рима. Строго говоря, пока она была не нужна, и я удовлетворился заверениями Доминика о том, что девушка находится в надежном месте, а если она мне понадобиться – её тут же привезут. Я тогда решил, что не стоит проявлять к ней слишком явный интерес, незачем лишний раз возбуждать подозрительность магистра. Убедился, что она в порядке, разок зайдя в её нить, и на том успокоился. А потом и вовсе забыл о её существовании. Дела-дела, интриги и плетения. Мир, опять же, надо было спасать.
Если быть с собой честным, девчонка стала ключом к моему спасению. Без её базовых знаний я бы до сих пор на месте топтался. А я её просто отложил в сторону, как использованный инструмент, и выбросил из головы. Нехорошо, товарищ Ткач. Не по-людски это.
Но вместо того, чтобы долгое время посыпать волосы пеплом, как сделал бы прежний, непоследовательный раздолбай Антошин, я нырнул в поле и мигом нашел её нить. Копаться в потоке рыжего смысла не было, только время терять. Но если инка с ним каким-то образом связана, я узнаю об этом у неё.
Её никто не планировал закрывать – девчонка не владела никакой важной информацией, да и не знал про неё никто, кроме доминиканцев. Поэтому я без труда развернул панель с роликами и принялся просматривать их. Прошлое, прошлое, настоящее – Куава с хмурым лицом смотрит на монаха, который задает ей вопросы. Не то, не то, не то. Ближайшее будущее, завтра, хотя нет, вон календарь на стене – послезавтра. Ещё один допрос. Её не ломают, не пытают огнём и железом, просто безостановочно задают по кругу одни и те же вопросы.
А она отвечает. Не встреть она меня, не получи надежду на спасение, которое ей опрометчиво пообещал один неопытный пророк, она бы замкнулась в себе и тихонько умерла от голода. Ненавидя своих тюремщиков и проклиная Ткача-предателя. Но сейчас она мыслит иначе, сейчас она верит в то, что противника можно переиграть. И она выдает им малозначительную информацию, следит тщательно, чтобы на повторяющихся допросах не сболтнуть лишнего, и ждёт. Меня ждёт.
И тут выяснилось, что от прежнего пресс-секретаря во мне осталось ещё очень много – чтобы я там себе не навоображал. Меня накрыло такой волной стыда, почти материального, рвущего на части и не дающего сосредоточится.
Она в меня верила! Как в собрата, как в единственного человека, родного ей по крови и духу! Она ждала меня и не собиралась сдаваться! А я про неё просто забыл! Просто забыл! Это даже хуже, чем предательство!
Лицо рыжего, эти его смешные уши, мелькнули перед мои внутренним взором, когда я продолжал, с внезапно появившимся остервенением, бичевать себя. И тут же чувство вины ушло, вытесненное холодной логикой настоящего Ткача.
Жертва. Вот какое будущее уготовили католики моей – моей? моей! – инке. Девчонку убьют, когда посчитают, что выдоили из неё всё. А произойдёт это совсем скоро – она ведь упрямо, сто раз повторяет одно и тоже. Очень
скоро. Быстро проведя “триангуляцию”, я выяснил точную дату – пятый день, считая с завтрашнего. Произойдёт это в Праге, на ступенях герцогской академии изобразительного искусства…– Сучка литовская! – цедит рыжий парень. Куава не знает этого языка, но тон прекрасно понимает. Так говорят, собираясь убить. Это я, смотрящий её глазами, понимаю, что говорит лопоухий на русском.
Лицо его искажено злобой. Нет, не злобой – куражом и немного страхом, но инка принимает это за злость.
Её привезли на площадь перед большим и очень красивым зданием, выдали документы и сказали: “Ты свободна”. Она не верила врагам, но очень, очень хотела поверить. Допросы уже вынули из неё всю душу, а Ткач, несмотря на обещание, пропал. И вот вчера ей сказали, что она больше не нужна. Сперва Куава решила, что её убьют – что ещё делает враг с теми, кто ему больше не нужен? Проплакала всю ночь, но утро встретила с сухими глазами и лицом жрицы. И едва его удержала, когда ей выдали новую одежду, документы и посадили в машину.
Ехали долго. Так долго, что она начала верить, что останется жива. Зачем много часов везти пленницу, если можно убить её на месте? Зачем везти её, не закрывая глаз, позволяя смотреть на людей, города и другие машины? Верить в это очень хотелось.
Может быть, Игорь? Может быть он нашёл какой-то способ? Куава знала о возможностях Ткачей, но знание это было не её. Не что-то увиденное и осознанное, а лишь то, что сумели запечатлеть в узлах кипу и памяти её предков.
Машина остановилась возле площади, полной людей. Водитель – кроме него и инки в салоне никого не было – повернулся и с улыбкой сказал, что она может идти.
– Денег тебе хватит на первое время, – проговорил он на языке врага. – Устраивайся. Мы будем за тобой присматривать.
С головой, в которой жужжали пчёлы-мысли, она вышла и медленно пошла к зданию. Оно господствовало над площадью, и ноги сами несли её к нему. Полное опустошение и робкий росток радости. Это точно он это сделал…
А потом этот молодой мужчина, с головой, которую поцеловало солнце. Гневные, злые слова. Лицо, которое она никогда не видела, и язык, похожий на тот, которым иногда ругался Ткач. И вырастающие из рук жгуты зелёного пламени. Подобные змеям. Они взлетают над головой и несутся…
Т-тварина! Инку-то зачем?
Я вскочил и заметался по комнате. Внутри просто кипя гневом. В основном на себя.
Что значит зачем? Ты сейчас специально идиотом прикидываешься? На поверхности всё, Игорь! Она – чистый лист, без записи в базах данных и без истории. Католики считают, что выдоили полностью и пользы с неё уже не будет. А вот опасность, как последняя своего рода, она представляет. Гипотетическую, но всё же. И вот её делают подданной Литовского княжества и отпускают. С тем, чтобы такой же “чистый” и не засвеченный боярин, говорящий на русском языке, разрубил её “плетью”.
Истерика на западе поднимается на новый уровень, вероятность… да, возрастает вероятность необдуманных поступков с обоих сторон конфликта. И ведь, чёрт возьми, именно я толкнул Доминика на форсирование событий. А он, тварина!.. Умная и хитрая тварина! Вилку сделал, шахматист хренов! Если я не буду вмешиваться – всё пойдёт, как он и задумал, а если не удержусь – подставлюсь. И удар, и очередная проверка, которые он не устает мне устраивать. Шах и мат!
Не-не-не, мужик! В эту игру мы с тобой не закончили! И не закончим, пока я так не скажу! Ход, при всём том, что выбесил меня до крайней точки кипения, красивый. Признаю!