Прорвемся, опера! Книга 4

— Ну понятно, а у нас и так хватает работы. Смотри, кстати.

Я достал из кармана пакет, в который положил клетчатый платок. На нём видно маленькое красное пятнышко.

— Пока без справок и остального, — я протянул пакет Ване. — Просто скажи мне об этой крови, что сможешь понять в текущих условиях? Ну, просто, чья она? Человека или животного. Если человека, то группу определи.

— Срочно?

— Срочнее не бывает.

— Просто у нас сыворотки закончились, экономим, только для особых случаев бережем. Новые должны на днях прийти.

— Это как раз особый случай.

— А что за дело?

— Мои оперативные наработки, так что давай помалкивай и никому ни слова. Обойдемся без справок и заключений. Ферштейн?

— Угу, придется НЗ потрошить. Ну ладно, с тебя поляна.

— Да не вопрос… Только ты, вроде, не пьешь, в отличие от коллеги своего.

— Зато шашлык люблю, — растянул в улыбке тонкие губы судмед. — Мяса-а…

— Будет тебе шашлык. Самый лучший в городе.

— Замётано, ща займусь.

— И никому, Ваня, понял? Это важно.

— Да понял я, понял, не дурнее паровоза, — протянул он.

Я вышел из морга, дошёл до больницы, но уже из окна приёмного покоя увидел, как у морга остановилась шестёрка Кобылкина. А ему там что надо? Беспокоится из-за меня?

Но пока я вернулся, следак уже свалил, а Ваня занялся препаратами для анализа. Платок, что лежал на столе, тот же самый, что оставлял я, на котором были следы крови, а следак, по словам судмеда, приезжал уточнять по трупу Зиновьева — пришло ли по нему что-нибудь с области. Он же сам всегда приезжал по таким вопросам…

Лишь бы не нахимичил чего-нибудь с исследованием крови.

Но у меня были и другие вопросы, и надо ещё устраивать проверку между делом. Я отправился в вытрезвитель, полистал там журнал регистрации доставленных в день, когда стреляли в нас с Толиком. Удивительно, но слишком много в тот день пьяных привезли в трезвяк, почти всех доставили наряды ППС, и ещё кого-то — экипажи ОВО, у вневедомственной охраны тоже были палки по правонарушениям. Напротив каждого постояльца отметка, кто именно его привёз.

А интересовал меня тот мужик, который тогда шёл мимо ГОВД с посылкой на санках. Его упаковали в трезвяк. Он узнал Кобылкина, но назвал его Зайцем, и следак из-за этого страшно обозлился. И сейчас мне стало очень интересно, с чего это вдруг у Коня на Зайца такая реакция.

Тогда старшим наряда ППС был Алексей Шумилин, крепкий усатый дядька, и он в тот день привёз троих. ФИО клиентов были мне незнакомые, я просто переписал их в блокнот и отправился к ППСникам. Шумилин и сегодня дежурил, но торчал возле рынка, туда мне и пришлось идти пешком.

Пэпсы втроём стояли у одного из круглых столиков рядом со старым киоском, работавшим ещё с советских времён. В нём разливали пиво, правда, уже не в стеклянные кружки, а в пластиковые стаканчики, ещё наливали чай с тоненьким, почти невидимым ломтиком лимона. Ещё у них водились старые пирожки, какая-то выпечка, бутерброды с подсохшей колбасой, вот ППСники здесь и обитали. Зато когда откроют киоск с шаурмой, все они будут торчать только там.

— Думаешь, я помню, кто это был? — старшина почесал под форменной шапкой, когда я задал ему вопрос. — Первая половина месяца, сам понимаешь, показатели выполнять надо. Гребём всех, кто пьяный, запомнить каждого — нереально.

— И многих из них ты увозишь по приказу следователя прокуратуры? — спросил я. — И сколько из них санки с посылками везли?

— Ну, я помню того мужика, конечно, но мы в тот день троих или четверых пьянчуг поймали, я их фамилии вообще не запоминал. Вот Федьку Пермякова только помню, он вырывался больше всех, дрался и матерился, мы его утречком потом в суд по административке свозили и в изолятор определили на пятнадцать суток, а вот того как звали…

— Фамилии глянь, — я протянул ему блокнот со списком. — Может, вспомнишь.

— А! Так это Юрка Егоров, — подсказал вдруг водитель, — он в депо работает слесарем, его жена молоко у моей тёщи покупает.

— А чё молчал? — старшина угрюмо на него посмотрел.

— Да думал, он — не он, — водила пожал плечами.

Я направился в депо. Зашёл в корпус и спросил у первых же попавшихся слесарей, стоящих у доски с информацией, знают ли они такого.

— Юрка Егоров, — высокий слесарь снял промасленную перчатку и почесал под носом. — Знаю, электроаппаратчик это. Вон они все сидят, за той дверью.

Слесари-аппаратчики сидели в своём цеху неподалёку. Цех у них состоял из двух помещений, в одной, самом большом, находились стенды, плакаты по технике безопасности и с чертежами электрических машин, но внутри никого, время уже обеденное.

В другом помещении, поменьше, для мастера, как раз собрались слесаря, оккупировав диван и скамейки. На маленьком столике между ними стояло две кастрюльки, в одной парила варёная картошка в мундире, в другой заварена китайская лапша, и кто-то ещё притаранил из дома банку с солёными огурцами.

Все повернулись ко мне, явно понимая, что пришёл мент.

— Ты Егоров? — я сразу заметил нужного мне мужика. — Пошли, потрещим немного.

— Да чё я сделал-то? — сразу протянул он. — Я вашего брата не трогал, а вы меня опять дёргаете…

— Если бы что-то сделал — вызвал бы повесткой или к следователю силком бы притащили. А так просто давай переговорим немного. Да ты не бойся, — успокоил я. — Это по тому делу со стрельбой у ГОВД, ты же как раз мимо проходил перед этим, а мы свидетелей ищем.

— Так меня же в вытрезвитель забрали, из-за этого чуть с работы не выгнали! — возмутился он.

— Пошли, раньше закончим, ещё чего-нибудь останется, — я кивнул на стол.

Егоров потёр нос рукавом, подумал и не стал спорить, мы вышли в основной цех.

— Я с почты шёл, мне тёща посылку отправила, — начал оправдываться мужик, опираясь на стол с техкартами, — выпил перед этим немного, не запрещено же. А меня раз, и в вытрезвитель! Что за беспредел?

— Что отправила-то? — спросил я. — Тёща твоя?