Прорвемся, опера!
Шрифт:
— Артём.
— Тёма, значит. Ладно, Тёмка, мы тут ещё у тебя пошумим, — громче сказал Василий Иваныч и пригладил роскошные усы. — Потому что если эти гады сейчас не будут говорить, я за себя не отвечаю! Вы у меня всё скажете, во всём признаетесь! — рявкнул он на лежащих бандосов. — Даже Листьева на себя возьмёте!
— Лучше не упирайтесь, — спокойно произнёс Якут и потёр щёку. — Он дурной, а если выпьет, так вообще крышу сносит. Хорошо, что пока пить нечего.
— Ничё-ничё, у меня заначка есть, — Устинов похлопал себя по карману. — Щас хряпнем по стописят и…
Они
Колоть их надо, пока горячие.
— Ну, и что расскажешь? — спросил я. — Или всё же решил по-плохому?
— А чё говорить-то? — истерично спросил он. — Фраер вон тот бабки нам задолжал, а мы…
— Ты не про фраера, а про квартиры. У тебя пять минут, — я мельком глянул на часы. — И потом едем в отделение, где к тебе придёт адвокат Кросса… Ты же просил адвоката?
— Да чё ты мне лепишь, начальник? — начал возмущаться он гундосым голосом. — Какую-то залипуху мне втюхиваешь! Дедов каких-то, квартиры. Я вообще не в курсах, под чё ты меня вписываешь!
Во как, решил идти в отказ. Учитывая, что у него большой косяк перед Кроссом, тактика понятная: мол, ничего не знает, всё отрицает. Это у блатных так бывает принято, надо отрицать вину как можно громче, а ещё можно вообще рубаху на себе рвать, тогда уж точно поверят.
Но на мне это не работает. По голосу ведь слышу, как он испугался моих слов про казнь и Кросса, а уж потел он, как куряга после стометровки.
— Я и Кроссу обосную, что не при делах, что вы, мусора, гоните, понты кидаете, а на деле доказательств никаких нет, — продолжал тот.
Конечно, я для него выглядел не таким и тёртым — Сан Саныча он боялся больше меня. А зря.
— Ну ты развыступался, — оборвал его я. — А доказательства-то у нас есть. Ладно, не хочешь по-хорошему, — я поднялся на ноги.
И не с такими разговаривал. С этим мы быстро справимся.
С кухни послышался могучий рёв Устинова, который запугивал своего клиента. В комнату заглянул Толя, жестами спрашивая, надо помочь или нет.
— Толян, у тебя номер Кросса есть? А то я записнушку в кабинете оставил, там его визитка была.
— Слушай, не было, — он посмотрел на меня с удивлением, а потом до него дошло, что мне нужно. — Так давай в казино позвоним, его позовут сразу.
— Во, точняк! Артём, у тебя телефон работает? — крикнул я в сторону балкона.
— Да! — Федюнин посмотрел на меня через окно и закивал на всякий случай — будто мы могли его не услышать.
Оставив Вагона под присмотром Толи и Сан Саныча, я вышел в прихожую, поднял телефон с пола, положил трубку на аппарат и несколько раз прокрутил диск. Что-то невольно вспомнилось, как в будущем один из молодых оперов показывал мне на телефоне, как молодёжь из двадцать первого века тупила, не в силах понять, как пользоваться
такими аппаратами. Расскажи кому такое сейчас, не поверят.— Алё, — громко произнёс я, глядя перед собой. — Позовите Ивана Андреича к телефону. Лейтенант Васильев из УГРО беспокоит. Ага, да, да. Насчёт одного его человека, про которого мы его предупреждали. Ага… отошёл? А пусть позвонит… не, пусть лучше к нам в отдел сам приедет, от дежурного мне позвонит, я встречу. Там как раз Иван Андреич с ним и поговорит по душам. Всё, договорились.
Я поднял трубку и опустил, а после вернулся в комнату.
— Сергеич! — крикнул я на кухню. — Поехали мы в отдел с Толиком и этим Вагоном. Кросс прямо туда придёт.
— Да и пусть идёт! — прохрипел Вагон с пола. — Я ему докажу, что не при делах. Хрен вы меня чё заставите ему сказать.
— Вот и посмотрим. Поехали.
Устинов и Филиппов тут сами справятся с оставшимися двумя. Сейчас наверняка будут им говорить, что Вагон их уже сдал с потрохами, и те в итоге признаются во всём. Так бывает часто.
Ну что делать, приходится похитрить. Добрались мы с Толиком до ГОВД, выгрузили там Вагона и привели его в наш кабинет. Я посадил его у своего стола, мы прошлись по всему, что нужно, под запись, а Сан Саныч всё это время сидел напротив, не сводя с Вагона глаз. Толик же поехал назад, помочь перевезти оставшихся бандюков.
Но Вагон этого не знает. Я взял один лист из пачки, расправил, начал писать вводные, молча, пусть понервничает. Иногда смотрел на часы. Тот хоть и кричал всю дорогу, что ни в чём не виноват и докажет это Кроссу, но слишком уж сильно потел. В машине он помариновался достаточно.
Сидеть Вагон смирно не мог, так и норовил встать, но собака не давала. А я подтянул к себе аппарат и набрал номер наугад, зажав при этом рычажок.
— Да это я. Угу, угу, — произнёс я и положил трубку. — Через полчаса обещал подъехать, — уже погромче сказал я. — Занят он у вас.
— Да ты мне гонишь, начальник… ты…
— Тише, — я поднял указательный палец ко рту. — Ты мне тут подпиши. Это вот изъятые у твоих товарищей ценности, пропавшие у гражданки Никишиной, внучки покойного Захарова.
На листе было написано совсем другое, но Вагон этого не заметил.
— Какие ценности?! — он аж зарычал.
— У высокого обнаружены золотые серёжки, а у второго — часы женские, «Чайка», позолоченные. Не сами же вы их носите. А родственники жертвы как раз указали, что это пропало. Есть их показания и даже фотки, где потерпевшая в этих цацках. Или что, с тобой не делились? Ну, бывает.
Пока он возмущался, я снова взялся за телефон.
— Васильев это. Ага, что? Раскололись? Что говорят? Признались? Ага… и кинжал нашли? — я смотрел на Вагона, наблюдал, как он меняется в лице. — Вот и отлично. На экспертизу его. Проверить, им или не им зарезали.
Я положил трубку — сегодня много приходилось разговаривать с глухим телефоном.
— Вот и всё. Твои друзья всё рассказали, признались, и виноват угадай кто? Ты! И кинжал — сказали, что твой. В один голос поют, что ты всё организовал, всё спланировал.