Прорыв

Тем не менее, эти самолёты для разведки советской территории на большую глубину они не применяют. Используют закупленные у французов, имеющие бОльшие потолок и дальность, LeO-451 и Амио-351, оставляя «эсбэшкам», «лосям» и оборудованным фотоаппаратурой истребителям «ближние» полёты.

К сожалению, полностью закрыть небо радиолокационными станциями пока не удаётся, так что прорывы в воздушное пространство, особенно на глубину в сотню-другую километров, всё-таки случаются. Но попытки произвести съёмку Москвы и Ленинграда провалились. Ведь именно вокруг обеих столиц противовоздушная оборона наиболее мощная. И не просто мощная, а ещё и усиленная крупнокалиберными орудиями, привезёнными из 1990-х, снаряды которых достают до высоты, намного превышающей потолок «Амио» и «ЛеО»: стомиллиметровка КС-19 — более пятнадцати километров, а КС-30 калибром 130 мм — более двадцати. Учитывая же, что эти монстры наводились при помощи станций орудийной наводки, после трёх-четырёх выстрелов до земли с высоты девять вёрст долетели лишь фрагменты развалившихся в воздухе самолётов.

Что же касается радиолокации, моей специальности, то её развитие с нашей помощью идёт семимильными шагами. Не успели принять на вооружение локатор «РУС-3», практически вдвое улучшивший точность определения координат целей в сравнении с предыдущей моделью, как была передана на испытания новая модель, соответствующая по параметрам двухкоординатной станции П-15. Можно было бы сделать и РЛС дальнего действия на уровне П-30, но не поспевает элементная база.

Та же причина сдерживает и работы над зенитными ракетами. И не только над ними. Например, эффективность использования истребителями реактивных снарядов РС-13 и РС-8, впервые применённых в воздушных боях над Халхин-Голом, можно было бы повысить, применив в них не контактный, а индукционный взрыватель. Сложного в этом ничего нет: генератор, приёмник, воспринимающий вихревые токи, наведённые в металлических частях самолётов, и всё. Но все радиолампы, как производимые в СССР, так и закупаемые за границей (в первую очередь — в США) идут на радиофикацию самолётов, танков и подразделений РККА. Причём, насколько мне известно, процент брака в производстве радиостанций просто огромный из-за катастрофической нехватки квалифицированных кадров.

Мы, конечно, сумели внедрить в производство радиоэлектроники печатные платы, существенно снизившие трудовые затраты на монтаж приборов и сократившие ошибки при этом монтаже. Но делаются они на основе гетинакса, а не стеклотекстолита, что серьёзно снижает вибрационную устойчивость приборов. Просто из-за того, что изготовление стеклотекстолита советской промышленности пока не по силам — нужны мощности по производству стекловолокна, нужны химические мощности, способные выпускать эпоксидную смолу. Да даже если его делать, используя в качестве связующего бакелит, то и объёмов производства данного продукта недостаточно для наших запросов.

То же самое касается производства радиоэлементов. Пока глубоко в тылу — в Горьком, Куйбышеве, Свердловске, Новосибирске, Томске — не будут построены заводы, изготавливающие все эти резисторы, конденсаторы и даже банальные керамические панельки для установки на печатную плату радиоламп, недостающее приходится закупать в Америке и не очень враждебных нам Дании, Голландии и Швеции. Зачастую — довольно дорого, поскольку необходимые элементы являются реэкспортом из Англии и Франции. И закупать «про запас», так как в Совнаркоме прекрасно понимают: с началом боевых действий многие каналы поставок окажутся перекрыты.

Вообще понимания советского руководства наших нужд пришлось добиваться. Точнее, даже не наших, а их собственных. Доказывать, подняв массу информации по истории развития техники и даже мемуаров участников боевых действий о том, как менялась эффективность Красной Армии с появлением в войсках тех или иных технических новинок. Тратить кучу времени на подготовку не только аналитической записки на эту тему, но и предложений, как реализовать те или иные «хотелки», какими силами, средствами, ресурсами.

Итогом стало «большое совещание Политбюро по научно-техническим вопросам», на котором мне, моим помощникам из числа учёных и Владимиру Михайловичу Бабушкину пришлось изрядно попотеть, доказывая необходимость срочной переориентации промышленности на перспективные виды продукции. Я бы даже назвал это — на создание базы для высокотехнологичной промышленности будущего. В том числе — за счёт снижения золотого запаса страны, который мы предлагали потратить на закупку недостающего оборудования. И за счёт превентивной эвакуации некоторых производственных мощностей из зоны, которая рискует оказаться под оккупацией.

Последний тезис вообще вызвал резкое неприятие части участников совещания. Особенно — Ворошилова, «первого маршала», уверенного в том, что никаких прорывов поляков не случится, а границы Страны Советов если и будут нарушены, то очень ненадолго. Но его понять можно — он свой мундир защищает. И политическое значение таких шагов в преддверии вражеской агрессии мы осознаём. Потому и предлагали эвакуацию проводить скрытно, прикрываясь каким-нибудь благовидным предлогом, вроде технической помощи вновь создаваемым производственным центрам на Урале и в Сибири. Помощи оборудованием, квалифицированными кадрами, сельскохозяйственной техникой, наконец.

— Какой вы видите восточную границу такой зоны превентивной эвакуации? — задал вопрос Иосиф Виссарионович.

— Как нам кажется, это будет линия, проходящая по прежней границе СССР с прибалтийскими республиками, далее по Березине и Днепру до Днепропетровска, а оттуда к Одессе, — объявил Владимир Михайлович. — Это не значит, что данную территорию придётся сдать, хотя, как нам кажется, и такое возможно. Это значит — вывести ценное оборудование и кадры из-под возможных авиаударов противника. А главное — женщин и детей.

Того, как проходила дискуссия по данному вопросу, мы не видели и не слышали. Как я понимаю, высшее партийное руководство предпочитает демонстрировать полное единодушие, которое «автоматически» наступает после принятия окончательного решения. И знать, какие страсти кипят при обсуждении этих вопросов, нам «не по чину».

Немало возмущений вызвало и наше предложение «распечатать» золотой запас страны, собиравшийся по крупинке с окончания Гражданской войны. Тут аргумент был уже иной:

— Мы не для того его копили, чтобы вот так взять и спустить! Нам советский народ не простит того, что мы разбазарили его богатства. Он нам нужен как стратегический запас на время чрезвычайных обстоятельств.

Так вот они, эти самые чрезвычайные обстоятельства! Мы ведь предлагаем его не на «ножки Буша» и шоколадные батончики разбазарить, а вложить в самый настоящий технический и технологический прорыв, который позволит и от многочисленных и очень сильных врагов отбиться, и в ведущую мировую промышленную державу превратиться, а со временем и обогнать империалистов по уровню благосостояния населения.

В каких бы смертных грехах нас ни обвиняли при обсуждении наших предложений, а отрицать того, что даже фрагментарное внедрение принесённых нами знаний и технологий уже сказалось на повышении обороноспособности СССР, никто не смог. Да хотя бы на примере тех же разведывательных полётов, о роли которых в другой истории Бабушкин очень подробно поведал. Так что не сложится теперь ситуация, когда у врагов будут карты, даже лучшие по качеству, чем у красных командиров, а состояние полевых укреплений они будут знать лучше, чем штабы фронтов.

Эх, попасть бы нам в этот мир на пару лет раньше! И действовать пришлось бы не методом штурмовщины, а успели бы и кадры обучить, и технологии внедрить, и заводы построить и переоснастить. Может, не настолько, насколько хочется, но руки бы уже не опускались от бессилия перед проблемами, с которыми приходится сталкиваться сейчас.

Фрагмент 5

9

Дмитрий Новиков, 29 октября 1940 года

Инна очень, очень обрадовалась этому мероприятию.