Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Прощай, Медвежья лощина
Шрифт:

Мальчишка был расстроен, но ослушаться отца не посмел. А маленький отряд перешел через брод реку Шегру и поскакал на северо-восток. У них дней шесть-семь, чтобы добраться до селения Матери Белые Волосы, а там недалеко и до дреговичей.

Погода стояла тихая, ничто не мешала их быстрому продвижению – не было ни дождя, ни изнуряющей жары. На отдых всадники останавливались в полдень, а ночью выставляли одного сторожевого и укладывались где-нибудь в ложке, не выпуская из рук оружия.

Стояну ночами не спалось. Два года он не видел друзей и сейчас очень волновался, как они встретятся, будут ли у них темы для разговоров? Конечно, он частенько вспоминал путь, которым им пришлось пройти вместе, как привыкали они к чуждой жизни,

как приспосабливались, как работали до упаду, чтобы выжить.

За то время, что Стоян прожил в семье Жданы, он научился всему, что могли делать молодые мужчины: пахать землю, косить траву, выхаживать скот, шить одежду, кузнечить…Только к ратному делу и охоте не лежала его душа. Он не представлял, как можно зарубить человека, пусть и врага, и не мог даже курице голову отрубить, хотя даже сестренки Жданы легко с этим справлялись. Наверное, у него боязнь крови, решил Стоян. Но переживать по этому поводу не стал – на свете столько ремесел и занятий, что ему и без кровавых побоищ есть чем заняться.

Совсем другая Ждана. У той все разговоры были только о войне и дружине. Она уже считалась опытной воительницей, не раз бывала в бою, и несколько шрамов покрывало девичье, крепкое, мускулистое тело. Её основное занятие было слушать приказы Матери Домогары и лелеять коней. В хозяйстве было два десятка коней, из них восемь – боевых. Именно боевым коням Ждана посвящала свое время: начищала им бока и расчесывала гривы, водила на кузню подковывать, чинила сбрую, следила, что в их торбах всегда был отборный овес. Если Ждана получала в бою рану, то, стиснув зубы, терпела, пока её зашивали и обрабатывали. Но если рану получал конь, то она, как наседка, носилась вокруг него кругами, покрикивала на лекарей, если те, как ей казалось, недостаточно ответственно заботились о животине. Бывало, кони гибли от меткой стрелы врага или удара меча, бывало, конь ломал ноги, и хозяйке приходилось одним ударом острого ножа прерывать жизнь верного друга. В те дни на Ждану было жалко смотреть: она украдкой смахивала слёзы, ни с кем не разговаривала, ничего не ела и только шумно вздыхала, забившись куда-нибудь в угол.

Каждой весной, на праздник Триглавы, девушки в Подогриве надевают венки невест, давая понять, что готовы принять от молодых людей предложение создать семью. Но молодые воительницы пользуются привилегией создавать семьи гораздо позднее. Ждана из их числа. Несмотря на то, что она испытывала искренние чувства к Стояну, этой весной, вместо венка невесты, девушка покрыла свои пышные белокурые волосы шлемом и умчалась в составе отряда Матери Домогары помочь соседям, живущим в междуречье, отбить и вернуть похищенный у тех скот.

Стоян с пониманием относился к желанию Жданы быть воительницей и был готов как её отец Ореша нести все заботы о доме, хозяйстве и семье в то время, как его молодая жена совершала бы воинские подвиги. Он, конечно, очень переживал, боясь, что её ранят или того хуже, с тревогой вглядывался в ряды возвращающихся из похода воительниц, выискивая любимое лицо среди утомленных, осунувшихся лиц воительниц.

Если бы кто-нибудь спросил девушку, как она относится к Стояну, та не нашлась бы что ответить. Он вошел в её жизнь, прочно поселившись в семье и в сердце. Она скучала по нему в разлуке и загоралась, когда видела его в первых рядах подогривцев, встречающих отряд. Она обожала смотреть, как ловко у него получается любая работа, как виснут на нем дети, а он не отпихивает их, как другие парни или мужчины, а напротив, может играть с ними часами или забавлять сказками. Иной раз и она заслушивалась, когда он рассказывал о нездешних королях и королевах (Стоян вспоминал сказки Шарля Перро, которыми зачитывались его сестренки), о Сером волке и козлятах, Лешем и Кикиморе, летающем ковре и горшке, который круглый день варит вкусную кашу.

Зимой, когда снег засыпал дома по самую крышу, Стоян устраивал бои снежками, строил снежные крепости,

расчищал лед на пруду и, приделав к ногам заточенные железки, удивлял всех плавными движениями, рисуя восьмерки, зигзаги и круги. Многие следовали его примеру, прося кузнеца выковать такие же «салазки», и гоняли наперегонки от берега до берега.

А однажды Стоян показал им еще одну игру: выточенной из сука клюкой он возил по льду плоский округлой формы камень и метко швырял его в большую корзину, уложенную набок. Это было так захватывающе, что мальчишки тут же наделали себе таких же палок и стали соревноваться на меткость.

– Запомните, отроки, – вещал довольный Стоян, – эта игра называется хоккей.

Трудное слово не прижилось, и все называли новую игру «забей».

Взрослые мужчины насмешливо поглядывали на парня, не понимая, что тот находит в возне с детьми. Зато все уважали его за умение сделать любую вещь, хоть из дерева или железа, кожи или ткани, гибкого тальника или глины. Игрушкам сестренок Жданы завидовали. Они выносили на улицу и хвастались то куклами с двигающимися ручками и ножками, то вырезанными из дерева животными и птицами, то разборными пирамидками и глиняными свистульками.

Но никто, в том числе Ждана, не знали, что иногда Стоян не спал всю ночь, вспоминая своих сестренок, деда с бабушкой и родителей, которые большую часть времени проводили в разъездах по странам Африки и Азии, состоя в организации «Врачи без границ». Он вспоминал шум и суету железнодорожной станции, возле которой находился их дом, утопающий в зарослях сирени и жасмина, юркие тепловозы, издающие прерывистые тревожные гудки, железнодорожных рабочих в оранжевых куртках, своих сверстников, слоняющихся без дела по улицам поселка и оттого занимающихся опасной ерундой вроде катания на крыше тепловоза.

Давно не беспокоившее его сердце, казалось, распухало от не вылившихся слез, в горле появлялся ком, который мешал дышать. Он вскакивал и, стараясь никого не разбудить, шел в конюшню. Там у него был закуток, где он мог, никого не стыдясь, выплакаться. Он доставал сделанные своими руками куколки, тихо разговаривал с ними и просил прощение за то, что не с ними сейчас, что не может защитить от неприятностей, что заставил страдать от неизвестности.

Если бы он только мог послать весточку своим, что с ним все в порядке! А может, решиться и отправиться к пещере? Пройти через портал и оказаться в своем времени. Но что он ответит на вопрос, где он пропадал все эти годы? Кто поверит ему, что есть проход между разными веками, что он своими глазами видел, можно сказать, амазонок и как одни убивают других?

Выслушают, а потом упекут в дурку. А если не упекут, и он опять станет жить прежней жизнью, то какой? Хочет ли он прежней жизни?

Ответа не было. Стоян вытирал слезы, прятал кукол и шел в дом, где мирно спала его теперешняя семья, за которую он в ответе, потому что сам когда-то остался, несмотря на то, что друзья отправились дальше. Теперь Сизарь и Греслав служат в княжеских войсках, Светояр поселился у дреговичей. Они не виделись последние годы, но он чувствовал, что с ними все в порядке.

Несколько дней назад к ним на двор неожиданно пришла Маара, поговорила со Жданой, улыбнулась на прощание:

– Буля!

– И тебе не хворать, Маара! – отозвался Стоян. Хотел спросить, зачем приходила ставра, но заработался, отвлекся. Ждана сама ему сказала, когда пришла весточка о Греславе.

– Маара предупредила, чтобы тебя одного не отпускали, – сказала она. – Поэтому вместе поедем.

…Третий день в пути. Леса, перелоги, речки и затоны. Встречались и деревни, но в них без нужды не заходили – зачем людей пугать вооруженным видом. Запаса еды им хватит, а если и не хватит, то вот он лес – заходи и стреляй дичь. А можно и рыбки добыть – дело нехитрое. Но без долгой остановки не обошлось. На четвертый день конь Жданы захромал. Глянули – подкова потерялась. Надо искать кузню. А где?

Поделиться с друзьями: