Прощай, оружие! Иметь и не иметь
Шрифт:
Когда я совсем проснулся, комнату заливал солнечный свет. Я подумал, что я на фронте, и потянулся. Почувствовав боль, я посмотрел на свои ноги в грязных бинтах и вспомнил, где нахожусь. Я дернул за шнурок колокольчика. Звонок прозвучал в коридоре, где вскоре послышался приближающийся скрип резиновых подошв. Это была мисс Гейдж. При ярком свете она оказалась не такой молоденькой и миловидной.
– Доброе утро, – сказала она. – Хорошо выспались?
– Да, спасибо, – ответил я. – Можно
– Я заходила, когда вы спали, и вот что я обнаружила у вас в постели. – Она открыла платяной шкаф и вытащила чинзано. Бутылка была почти пуста. – Вторую, которую нашла под кроватью, я убрала туда же, – сказала она. – Почему вы не попросили у меня стакан?
– Я подумал, что вы не дадите.
– Я бы выпила с вами.
– Вы прелесть.
– Вам вредно пить одному. Не надо.
– Хорошо.
– Приехала ваша подруга мисс Баркли, – сказала она.
– Правда?
– Да. Она мне не понравилась.
– Еще понравится. Она чудесная.
Сестра покачала головой:
– Вам виднее. Вы не могли бы немного подвинуться в эту сторону? Вот так. Вам надо перед завтраком умыться. – Она протерла меня тканевой салфеткой, смоченной в теплой мыльной воде. – Приподнимите руку, – попросила она. – Так хорошо.
– Можно вызвать парикмахера до завтрака?
– Я пошлю за ним привратника. – Она ушла и вскоре вернулась. – Он пошел за ним, – сказала она и положила салфетку в тазик с водой.
Парикмахер пришел в сопровождении привратника. Это был мужчина лет пятидесяти с закрученными усами. Мисс Гейдж, покончив с умыванием, ушла, а парикмахер вымазал мне все лицо мыльной пеной и стал меня брить. Он был очень серьезен и не раскрывал рта.
– В чем дело? – спросил я. – Вы не в курсе последних новостей?
– Каких новостей?
– Любых. Что происходит в городе?
– Военное время. Повсюду вражеские уши.
Я попробовал заглянуть ему в глаза.
– Держите голову прямо, – сказал он и продолжил меня брить. – Ничего я вам не буду рассказывать.
– Да что это с вами? – спросил я.
– Я итальянец. И не стану разговаривать с врагом.
Я оставил его в покое. Чем скорее я освобожусь от бритвы этого психа, тем лучше. Один раз я попробовал разглядеть его получше, но в ответ услышал:
– Осторожнее. Лезвие острое.
Когда все закончилось, я ему заплатил и дал пол-лиры сверху. Он вернул чаевые.
– Я не возьму. Тут вам не фронт. Я итальянец.
– Проваливайте.
– С вашего позволения.
Он завернул бритвы в газету и вышел, оставив на тумбочке пять медных монет. Я позвонил в колокольчик. Появилась мисс Гейдж.
– Вы не пригласите ко мне привратника?
– Хорошо.
Пришел привратник. Он просто давился от смеха.
– Этот парикмахер сумасшедший?
– Нет, синьорино. Он все перепутал. Он меня не понял и решил, что вы австрийский офицер.
– Вот как.
– Ха, ха, ха. Такой шутник. Еще бы, говорит, одно неловкое движение, и я бы его… – Он провел себя по горлу большим пальцем. – Ха, ха, ха. – Его просто
разбирал смех. – Я ему объясняю, что вы не австриец. Ха, ха, ха.– Ха, ха, ха, – с горечью повторил я. – Если бы он перерезал мне горло, вот было бы смеху.
– Нет, синьорино. Нет, нет. Он так боялся, что вы австриец. Ха, ха, ха.
– Ха, ха, ха, – передразнил я его. – Проваливайте.
Он ушел, и из коридора еще доносился его смех. Потом я услышал чьи-то шаги и поднял глаза. В дверях стояла Кэтрин Баркли.
Она подошла к моей кровати и сказала:
– Здравствуй, милый. – Она была такая свежая, молодая и красивая. Я подумал, что никогда не встречал таких красавиц.
– Привет. – Я ее увидел и влюбился. Во мне все перевернулось. Она бросила взгляд на дверь и, видя, что мы одни, присела на кровать, нагнулась и поцеловала меня. Я привлек ее к себе и поцеловал, слыша, как бьется ее сердце.
– Сладкая моя, – сказал я. – Как чудесно, что ты сюда приехала.
– Это было не так трудно. Труднее будет остаться.
– Ты должна остаться. Ты просто чудо. – Она сводила меня с ума. Я не мог поверить, что она здесь, и прижимал ее все сильнее.
– Не надо, – сказала она. – Ты еще нездоров.
– Еще как здоров. Ну же.
– Нет. Ты еще не вполне выздоровел.
– Вполне. Точно тебе говорю. Ну пожалуйста.
– Ты меня любишь?
– Еще как. Я с ума по тебе схожу. Иди же ко мне.
– Чувствуешь, как бьются наши сердца?
– К черту сердца. Я тебя хочу. Ты меня сводишь с ума.
– Ты правда меня любишь?
– Хватит повторять. Иди ко мне. Прошу тебя. Кэтрин, ну пожалуйста.
– Хорошо, но только на одну минутку.
– Ладно. Запри дверь.
– Тебе нельзя. Ты не должен.
– Давай. Не надо слов. Я тебя прошу.
Кэтрин сидела на стуле у кровати. Дверь в коридор снова была открыта. Безумие прошло. Еще никогда я так хорошо себя не чувствовал.
– Теперь ты веришь, что я тебя люблю? – спросила она.
– Ты чудо, – сказал я. – Ты должна остаться. Они не имеют права тебя услать. Я от тебя без ума.
– Нам надо быть ужасно осторожными. Это было безумие. Это невозможно.
– Ночью возможно.
– Нам надо быть предельно осторожными. И тебе в присутствии посторонних.
– Я буду.
– Так надо. Ты чудесный. Ты ведь меня любишь?
– Не повторяй этих слов. Ты не понимаешь, как они на меня действуют.
– Я буду за собой следить. Не хочу тебя излишне волновать. Дорогой, мне правда надо идти.
– Скорее возвращайся.
– Когда смогу.
– Пока.
– Пока, милый.
Она ушла. Видит Бог, я не хотел в нее влюбляться. Я ни в кого не хотел влюбляться. И вот тебе на, влюбился. Я лежал на кровати в миланском госпитале, и в голове все перемешалось, но чувствовал я себя прекрасно, а потом пришла мисс Гейдж.
– Доктор приедет, – сказала она. – Он позвонил из Комо.
– Когда он приедет?
– После обеда.