Проще, чем анатомия
Шрифт:
Один лишь раз, уже днем, они устроили более длинную передышку, когда набрели на покосившийся сарай, не то полевой стан, не то просто загон для скота, потому что на полу слоями лежал овечий помет. Видимо, пастухи со стадами здесь и впрямь частенько прятались.
На земляном полу развели костерок. Вот где сгодились Гусевские дрова. Огонек совсем крохотный, чтобы не заметить было, но достаточный, чтобы хватило согреть кипятка и разделить на весь отряд две банки тушенки - все, что было в запасе.
В серой пелене дождя ничего невозможно было разглядеть. Алексей Петрович сам часового выставил и проверил, достал было бинокль, но убрал тут же -
– В обязательном порядке всем - портянки просушить сколько можете. И отдых личному составу час.
Раиса не запомнила, спала она или просто сидела, потому что кажется ни минуты не переставала слышать дождь, пение ветра и то, как шипят угли в костре, когда на них срываются с дырявой кровли крупные капли. Разбудил ее все тот же Гусев, сменившийся с караула.
– Что, пригодились дрова-то? А смеялись еще… - пробормотал он, неизвестно, к кому обращаясь, потому что Раисе затея с дровами с самого начала мыслилась верной. Жаль только, что берез здесь не растет. Береста и сырая загорится.
– Часовому на отдых полчаса. И после - выступаем, - распорядился Алексей Петрович и после какой-то секундной паузы добавил, - Товарищ Поливанова, меня ровно через тридцать минут - разбудить.
И только убедившись, что приказ понят, не сел, а рухнул на плащ-палатку у тлеющего костерка. Так падают не спящие, а теряющие сознание, быстро и сразу. Командир спал, как спят бойцы в окопах, сжавшись в комок, сберегая тепло. Во сне он будто постарел, причем сразу лет на десять. Раиса только сейчас сообразила, что даже примерно не знает, сколько же ему лет. Будто бы чуть за сорок, а сейчас - выглядит почти стариком. И седина пробилась густо, и глаза запали. Руки с проступающими венами напряженно сжаты даже во сне. Как же не хотелось Раисе будить его так скоро! Что бы стоило им задержаться здесь на лишние пару часов? Но приказ есть приказ.
Проснулся товарищ командир однако же сразу, будто и не спал, а дремал вполглаза, ждал, пока поднимут. Резко сел, растер ладонями лицо, помотал головой, похлопал себя по ушам и словно не было ничего - снова подтянутый, прямой и бодрый. Насколько может человек бодрым быть после такого марша.
– Отряду десять минут на сборы. Не задерживаться. Портянки мотать очень тщательно.
– Товарищ Огнев, разрешите обратиться?
– неожиданно для себя спросила Раиса. Не давал покоя ей этот саквояж и почему-то страшнее всего вдруг стало сгинуть, не узнав, что в нем.
– Обращайтесь
– А в саквояже у вас что?
– Книги. Личная библиотека.
– А не промокнут?
– Там внутри чехол из прорезиненной материи, еще на Финской заказал.
– Тогда понятно… А я думала - что вы такое тяжелое несете…
– Знания, Раиса Ивановна. Штука увесистая, но без них никуда.
Когда стемнело, пришлось идти, положив руку на плечо впереди идущему, чтобы никто не отстал. Темнота упала густая и черная, как вакса. Дождь перестал, правда, но на небе не видно было ни звездочки.
– Тут где-то село есть, - произнес второй шофер. В темноте Раиса его не видела, только слышала, как чавкают по раскисшей глине его сапоги.
– Называется Приятное Свидание. Говорят, там царица Екатерина с кем-то того… - он хмыкнул, - приятно повидалась, - шофер отпустил еще пару
– Ты потише, - отозвался Гусев.
– Наскочим на кого, будет нам всем вечный сон. Тут и шутковать надо шепотом, а тебя поди и в Херсоне слышно. Сдается мне, что та пальба, что мы слыхали, как раз где-то у этого самого Свидания и была. Кого-то там нынче и впрямь повидали, знать бы кого и кто, и чем кончилось?
Отголоски выстрелов до них донеслись, когда еще не стемнело, где-то далеко, на грани слышимости. Но в дождь расстояние по звуку не определить… И едва успела Раиса об этом задуматься, как раздалась короткая команда “Ложись!” Услыхали ее все, хотя отдана была негромко, мало что не шепотом. И залегли. Падать в осеннюю грязь было тяжко. Где-то рядом шли люди. Много. Раиса хорошо слышала, как шлепают они по грязи в каких-то десятках метрах от них, а потом, на фоне неба слабо различила фигуры. Усталость пересиливала страх. Подумалось, что хорошо мол, догадалась она залечь так, чтобы карабин в грязь не влип, как из темноты позвали:
– Кто здесь?
И сразу сердце заколотилось как сумасшедшее, как тогда, летом, после памятной перестрелки в лесу. И не только потому, что окликнули по-русски. Голос был знаком! Отряд, шагавший по ночной дороге в сторону Севастополя, вел ни кто иной как их комиссар, Рихард Яковлевич. Которого успели посчитать пропавшим и скорее всего - погибшим. А вот он - нашелся!
– Товарищ Гервер?
– Товарищ Огнев? Отставить тревогу, свои!
– Ну, вот и встретились. Мы по какую сторону фронта-то?
– Скорее по нашу. Но тут сам черт не разберет. Вас сколько?
– Мы с Поливановой, два шофера, две санитарки, двое раненых - по счастью, оба ходячие. Три карабина, СВТ, ППШ, пулемет с одним диском.
– Две машины… А остальные?
– Не знаю. Мы последние снялись. Должны были в сторону Керчи отступать - но на патруль наткнулись - два мотоцикла, постреляли немного и разошлись. Они уехали, мы не преследовали. Две машины, возможно наших, видели на шоссе, сгоревшими. Издалека - примерно там и наткнулись на немцев.
– Это вы правильно, товарищ Огнев, что не преследовали. Рад слышать, утром еще и рад видеть буду. А то темно - хоть глаз коли.
– У вас транспорта не будет? Раненых и девчонок посадить. Мы почти сутки идем, ног даже у меня не осталось.
– Потерпите. Найдем где-нибудь.
26 октября Манштейн ввел в бой две свежие пехотные дивизии и 28 октября прорвал оборону на Ишуньских позициях. Шесть советских дивизий были полностью разгромлены, остатки 51-й армии не смогли удержаться в Крыму и к середине ноября эвакуировались на Таманский полуостров. Приморская армия отошла к Севастополю, попытки захватить город с ходу успехом не увенчались. Начиналась 250-дневная осада Севастополя.
Не сумев отступить с частями 51-й армии, наши герои оказались в городе-крепости. Развертывается производство минометов и боеприпасов к ним, строились бронепоезда, поднимаются орудия с потопленных кораблей, опытная секция линкора "Советский Союз" превратилась в батарею "Не тронь меня". И, разумеется, развертываются новые госпитали...