Просроченное завтра

Он скользнул головой с ее плеча на грудь, чтобы вглядеться в циферблат, не убирая руки с талии, и вздохнул:

— Три минуты. Но я сделаю из них пять. Физкультура — единственный предмет, по которому у меня была твердая пятерка. Веришь?

Она кивнула, глядя на горящие стрелки, отсчитывающие последние секунды ее плена — ровно триста. Уже двести девяносто девять… Но вот часы исчезли, запутались в ее волосах и тикали теперь у самого уха, чтобы убедить Алену в том, что ее сердце упрямо опережает время.

— Поцелуй меня, — прошептал Стас, приподнимая голову, чтобы коснуться носом самого кончика ее носа. — Если хочешь… И я побегу.

«Если хочешь» — троекратным эхом отозвалось в голове, и больше Алена ничего уже не услышала, потому что большие горячие ладони стиснули ей уши. Тогда она покорно закрыла глаза, хотя темнота и так скрывала его лицо. Алена знала, что его губы сейчас в миллиметре от ее — остается только отвести в сторону нос, и она его отвела. Руки мгновенно скользнули с ушей на шею и дальше по спине под плащ к дурацкому банту и снова вверх к дрожащим лопаткам. Ее рукам не осталось больше на коленях места, и пальцы вцепились в воротник рубашки.

Внизу с грохотом затворилась дверь, и Алена тут же почувствовала себя прихлопнутой мухой. Она дергала руками и ногами, точно в предсмертной агонии, не веря, что сумеет обрести равновесие. Но вот она стоит в темноте уже без всякой поддержки. Торопливые шаги перекрыли шумное дыхание, раздававшееся подле ее уха, но тело по-прежнему оставалось в чужой власти, и только в самый последний момент Алена сумела сомкнуть распухшие губы.

— Как ты вовремя, Макс, — выдохнул Стас ей в затылок. — Я уж испугался, что мы заночуем на лестнице.

Макс замер и потряс головой, словно жмурился от яркого света.

— Твоя сестра забыла ключи, — продолжил Стас, не дожидаясь вопроса. — Ну что молчишь? Принимай ее в целости и сохранности. А мне пора за собственной сестрой.

— Спасибо, — выдал Макс сдавленно.

Правда, звук «о» вышел слишком длинным, когда он получил от Стаса по спине в знак приветствия ощутимый шлепок. Только когда внизу тихо прикрылась дверь, Макс сделал первый шаг наверх.

— Позвонить не могла? — спросил он тихо.

— А вдруг все спят, — с трудом сумела разжать распухшие губы Алена.

— Так Полина дома.

Она вновь пожала плечами, которые тоже двигались с трудом.

— Я не хотела, чтобы нас видели вдвоем. Мне нравоучений от тети Маши с утра хватило! А он не захотел уходить, пока не убедится, что я дома.

Макс достал из кармана ключи и открыл обе двери. В квартире было тихо, и даже Полина не выглянула в коридор, пока они разувались.

— Сказала же, что все спят. А ты чего так поздно?

— Так, ничего… Шел нога за ногу. Что завтра делаешь?

— Поеду с утра к маме.

— На полдня? Зачем?

— А просто так. Делать нечего. Думаю, что поеду утром. Прямо на работу.

Она сняла плащ и осталась лицом к вешалке, чтобы ответ про платье прозвучал как можно убедительней.

— С барского плеча. От жены Александра Сергеевича. После родов она в него не влезает. Дурацкий бант, я знаю. Но дареному коню…

Когда она обернулась, Макс уже не смотрел на нее.

— Спокойной ночи, — сказала она и юркнула за дверь.

Со щелчком замка что-то оборвалось внутри и с противным звуком упало вниз живота. Прижав пупок к позвоночнику, Алена добрела до кровати и рухнула на покрывало прямо в платье. Плевать! Она его больше не наденет. Резинка осталась в кармане пиджака и полна волос. Это плохой знак. Теперь головной боли не избежать.

Глава 26 "За здравие!"

Макс осторожно затворил дверь, и на ней тотчас отразился отсвет торшера.

— Я думал, ты спишь, — обернулся он к дивану.

Полина лежала на неразобранном прямо в одежде, без подушки, прикрытая лишь пледом.

— Ты что так долго?

В ее голосе сквозило раздражение, которое ему не понравилось и удивило. Он не говорил, во сколько придет, а она сказала, что зверски устала и хочет пораньше лечь спать. И нате. Всю жизнь разбирала диван сама, а теперь ждет слугу и потому злится?

— Да всего на полчаса задержался. Надо было с одним чуваком переговорить.

— А сообщение послать? — не унималась Полина.

— Блин, я же не ночью пришел! Одиннадцати еще нет. Чего завелась с полоборота? Вставай, я разберу диван, — и когда Полина не пошевелилась, Макс процедил сквозь зубы. — Давай я пойду к себе, раз так?

Ответа не последовало, и Макс взялся за дверную ручку. Чего с ней воевать…

— Макс, я встать не могу.

Он обернулся:

— Слушай, уже ж не первый день. Тебе что, целую неделю так плохо?

Он остался в дверях, не зная, куда и зачем его сейчас пошлют.

— У меня нога.

— Чего нога? — не понял он.

— Завтра в травму поеду, тогда и узнаю.

Макс шагнул к дивану, и Полина вскрикнула:

— Только не трогай!

Он замер и повторил вопрос.

— Пальцы, не сама нога. Может, сломаны. Может, ушиб. Но встать я не могу.

— А домой как дошла? Или у дома уже оступилась?

Макс опустился подле дивана на колени, переводя взгляд с бледного лица Полины на спрятанные под пледом обездвиженные ноги и обратно.

— Перед самым спектаклем. Свет настраивали. Я назад шагнула, а там бревно из первого акта. Я о нем забыла… Ну и перекувырнулась. Еще и спину ушибла, но на фоне пальцев это такая ерунда…

— Так ты не играла, значит?

— Какое там не играла?! Кого за десять минут найдешь! Залили ногу обезболивающим, засунули в сапог и вперед. Ну и таблеток наглоталась, конечно. Думала ничего, пронесло. Даже хотела пешком идти. Спасибо, администратор не уехал. Из машины я уже не вышла. Он меня на руках нес, но сапог я ему не позволила снять.

Она откинула плед. Сафьяновый сапожок на одной, на второй ноге — носок, но пальцы поджаты — видимо, из солидарности, чтобы справиться с болью.