Прости, но я люблю тебя

— Гносеологии.

Внезапный голос. Хриплый. Тихий. Слабый. Но её голос.

— Дилетта!

Дилетта поворачивается к Ники и улыбается ей.

— Это произносится через «е». Ты всё время путаешь.

Ники не может в это поверить. Она начинает плакать крупными слезами. Плачет и смеётся одновременно.

— Гносеология, гносеология, я могу повторить это тысячу раз, чёрт, через «e», через «e». Это самое прекрасное слово в мире!

Она встаёт и неловко обнимает её, пытаясь не трясти её, но у неё не получается сдержаться. Она утыкается лицом в её шею и плачет, как малышка, какой она была, какой она и сейчас является, какой она обожает быть.

— Говорят, философия дарит мечты!

Эта маленькая девочка вознаграждена. Она давала обещания день за днём и только что получила самый прекрасный подарок в мире. Ответ на свои молитвы. Её подруга вернулась. И один за другим входят Олли, Эрика и родители, а ещё какая-то кузина, имени которой они никогда не помнили, и наконец старшая медсестра.

— Разойдитесь, вон отсюда, дайте ей вздохнуть, здесь слишком много народу, выйдите!

— Что за манеры!

Не говоря о манерах её самой, Олли.

— Это наша подруга, чёрт побери!

Все смеются, даже родители, счастливые, что настал день, когда им не нужно больше ни с кем бороться. Светящиеся, Олли, Ники и Эрика выходят из палаты. Они словно безумные.

— Этим вечером все идём в «Аляску», да о чём я, я пойду к фонтану ди Треви. Вы со мной?

— Олли, так делают все!

— Но мы наверняка встретим какого-нибудь красавчика, вроде этого... Марчелле... Марчелло... Come here!

— Мы уже знаем, зачем тебе это. У тебя идея фикс!

Они смеются. Затем обнимаются все вместе, вкруг, как команда регби, посреди коридора. Наклоняются друг к другу головами.

— Ради Дилетты.

— Гип-гип-ура! — и они высоко подпрыгивают, все враз, смеясь, не обращая внимания на медсестёр, которые кричат им «Тишина!», которые не могут также крикнуть, хотя, вероятно, им тоже хотелось бы так.

На улице перед больницей. Ники надевает шлем.

— Девочки, сегодня вечером я буду дома, надо позаниматься. Эх, немножко осталось.

— Мы столько времени потеряли.

— Потеряли ради чего! Мы выиграли. Ведь это мы заставили вернуться её! Ну, и немного помогли эти чёртовы врачи...

Как раз в этот момент выходит один из них.

— Эй, не тот ли это, который говорил, что Дилетта не сможет больше нормально говорить?

— Да, кажется, он самый.

— Это он!

Олли поднимает сиденье скутера и что-то достаёт. Затем закрывает его и подходит к врачу.

— Эй, что ты собралась сделать? Олли!

— Эй, доктор.

Услышав, что его зовут, врач оборачивается.

— Да?

Олли прицеливается ему в лицо водяным пистолетом.

— Соси это, неудачник, урод!

Врач, абсолютно мокрый, вытирает глаза полами своего белого халата, пока девчонки быстро выезжают с территории больницы верхом на скутерах.

Ники приближается к Олли.

— Круто, ты всего его облила! Цель повержена!

Эрика появляется сзади.

— А нафига ты возишь это с собой?

— Он у меня со стодневной битвы.

— Ага, всю жизнь с ним! И ты его ещё не опустошила?

— Пару дней назад заправила. Мне помог Джанкарло, который живёт в моём доме.

— Как он тебе помог?

— Каждое утро я заставляла его писать в пистолет!

— Заткнись, Олли! Фууу!

— С тех пор, как врач сказал ту фразу, я ждала этого момента. Мне бы хотелось увидеть, будет ли он и дальше говорить подобную дрянь!

Они уезжают, хохоча во всё горло, мятежные Волны, юные Робины Гуды в чувствах, Доны Кихоты в мини-юбках, которые в первый раз, пусть всего лишь с водяным пистолетом, заставили задуматься это тупое трепло.

93

— Мама, мама, ты не поверишь! — Ники заходит домой, крича как сумасшедшая. — Мама! Я читала Дилетте Канта, и она очнулась! Она пришла в себя, представляешь?

Симона встаёт из-за стола, где помогает Маттео с уроками. Подходит к ней. Смотрит на неё. Обнимает. Прижимает к себе. Поднимает глаза к небу, а затем закрывает их, дыша одной этой фразой.

— Спасибо, Господи.

Потом она снова отпускает её.

— Ники, я так рада. Слушай, зайдём на секунду в твою комнату. Маттео, а ты продолжай делать упражнения. Если не сделаешь, я не повезу тебя на поле играть в футбол.

— Но, мама...

— Сиди тихо, ты ничего не знаешь. Ты станешь отличным футболистом, но если ты не учишься – ты не играешь, ясно? Как раз обратное тому, что делают они.

Маттео вздыхает.

— Как же скучно… — он быстро листает книгу, пытаясь что-нибудь понять.

Симона открывает дверь комнаты Ники и, как только входит, закрывает её за собой.

— Итак, Ники, я очень счастлива за твою подругу. Ты не представляешь насколько.

— Знаю, мама, я тоже.

— Представляю себе. Слушай, я не хотела доставать тебя до этого дня, потому что, в свете происшедшего, обыденные вещи стали неуместными... Незначительными.

Ники сужает глаза.

— Конечно, мама, так и есть. Но успокойся, всё это время я занималась учёбой.

Симона поправляет волосы.

— Честно говоря, я не об этом хотела поговорить. Учёба меня не слишком волнует.

— А что тогда, мама?

— Ники, скажи мне правду. У тебя есть парень?

Ники на мгновение теряется.

— Ну... да, я ведь тебе уже говорила, что кое с кем встречаюсь.

— Да, встречаешься... Никогда толком не знаешь, что значит это «встречаться», но мне кажется, что это слишком широкое определение.

— В любом случае, я не хочу говорить об этом сейчас, мама.

Симона замолкает на мгновение. Ники смотрит на неё и старается построить наиболее вежливый вопрос, какой только можно.

— Мы закончили? Я могу идти?

— Нет. Ты ведь помнишь, что мы с тобой договорились всё друг другу рассказывать, правда?

Ники молча замирает на секунду.

— Да, я знаю, что мы договорились. И я постоянно всё тебе рассказывала.

Ники старается не думать об этих пятнадцати или шестнадцати вещах, о которых, по какой-то странной причине, она забыла рассказать матери.