Прости, я тебе изменил

Слова не сопли — назад не втянешь. А их я наговорил столько... Такое не забывается. Не прощается.

Каждое то мое слово выцарапано на внутренней стороне век. Стоит глаза прикрыть — и вот они. Помни. Любуйся. Воспроизводи их у себя в башке и представляй, каково было их слушать Алёне. Девушке, чья улыбка стала моим допингом, среди всех прочих самым сильным. Девушке, которая с каждым днем делала меня только лучше. Вытягивала со дна. На поверхность. От прежней жизни все дальше и дальше уводила. Избавляла от погани, осевшей внутри чернотой.

Но самое главное — Але каким-то образом удалось пробраться сквозь всю эту черноту. Вслепую. На ощупь. И заронить искру, которая в один прекрасный день вспыхнула внутри. Впервые на моей памяти. Не просто так....

Это было что-то неизведанное мною. Дезориентирующее. То, что не было в моих планах вообще.

Просветление накатило сшибающей лавиной. Это были чувства, как потом понял. Они обезоружили меня. Я влюбился в нее. Любил. Доказал себе это, перед тем как все просрал. Увяз в доказательствах с головой и после. Существовал с этими доказательствами... Благодаря им.

И такое ощущение, что я по сей день не могу расстаться с этими чувствами. Не готов их отпустить. Я сам создал для себя персональный ад. Запер себя в четырех стенах прошлого.

И как же, сука, я виню себя за то, что ее нет рядом.... А желание отыскать ее... взглянуть на нее хоть одним глазком — это то единственное, что держало меня на поверхности. Что не давало скатиться обратно на дно. Сорваться в беспросветную пропасть.

Нашлась. Взглянул. И, наверное, это мой предел.

Надо бы уже отпустить...

Нет никаких случайностей. Не нужно искать в нашей случайной встрече какой-то смысл. Сценарий не под меня писали. Я в нем далеко не главный персонаж. Не быть мне частью ее.

Сейчас единственное правильное решение — отпустить. Смириться. Забыть. Не быть такой эгоистичной сволочью. Перестать жить иллюзиями.

Это послужит мне жизненным уроком.

Вот только с дельцем одним разберусь.

Уж больно все подозрительным выглядит. Сфабрикованным. Складывается впечатление, что яму для меня готовили еще до того, как я сам себе ее вырыл.

В машину запрыгнул. Пару минут просто сидел в салоне, жадно поглощая душный воздух. Как в последний раз.

Пялился в пустоту, а в голове сирена пронзительная выла. Доводила. С ума сводила оглушительным ревом.

Веки сомкнул крепко, а перед глазами ее образ. Все тот же, что я чаще всего видел за последние два года разлуки — заплаканный, разбитый, уничтоженный.

А-а-а!

Как напоминание, наказание, кара.

Тряхнул головой резко, к бардачку потянулся. Нашел в нем изрядно потрепанную пачку с одной сигаретой и зажигалкой внутри.

Не курил уже полгода, а ее оставил на особый случай. Как знал, что пригодится.

Зажал между зубами фильтр, чиркнул зажигалкой и одновременно опустил стекло. Глубоко затянулся, до отказа забивая легкие табачным дымом. Никотин ударил в голову. Со второй затяжкой тело обмякло и руки задрожали. Однако все последующие затяжки уже не давали никакого эффекта, кроме горечи на языке.

Стряхнув пепел через окно, я вынул телефон из кармана джинсов. В списке контактов нашел нужный номер. На «громкую» поставил, завел машину и тронулся с места.

Куда? Пока еще не знаю даже.

— Здорово, Гром, как сам? — отозвался Клим в трубку.

— Дело к тебе есть, — не стал ходить вокруг да около. Сразу к сути перешел.

— Когда? Я просто сейчас занят пока.

— Набери, как освободишься. Только, Шум, это важно, — дал понять, что слиться не получится.

— Понял. Часа через два дам знать, где встретимся. На телефоне будь.

Сбросив вызовов, глянул на время, встроенное в панель управления.

Два часа — чертовски долго для того, у кого нервы ездят, как на шарнирах.

Решил судьбу пока не провоцировать — домой поехал. Переодеться в сухое для начала.

Из лифта вышел, без задней мысли свернул в левое крыло, а там — картина маслом. Но ни хрена не смешно уже, если честно.

— Вот скажи мне, на каком тебе еще языке объяснить, чтобы ты перестала вторгаться в мою жизнь? Разве я не ясно выразился? — процедил я злобно, оттесняя порядком замученную Ольгу от двери своей квартиры. Двери, которую я вчера поменял из-за ее бабских закидонов, вставших поперек горла.

Мысленно посмеялся над собой, над зеркальной ситуацией. Ольга с ослиным упрямством вторгалась в мою жизнь, я — в жизнь Алёны, но никто из нас не желал понимать элементарного. Отказывался понимать.

С одной стороны, я могу понять Ольгу. Она на что-то надеется, равно как и я в случае с Алёной. Я сам дал ей эту надежду... Погорячился. Теперь вот жалею.

Но с другой — за столько лет, за столько высказанных друг другу претензий, гадостей сделанных... Ошибок, коих было не сосчитать. За столько «не люблю», «ничего не выйдет», все надежды уже должны были рухнуть давно.

Но нет же.

Постоянно одна и та же история. Ходим по кругу вот уже который год.

Ее бы "постоянство" да в какое-нибудь другое русло направить. Потому что я уже устал. Заебался убегать. Заебался жить той жизнью, где все от меня чего-то ждут.

Своего рода расплата за то, что другую свою жизнь я циничным образом посмел спустить в унитаз.

— Макар, нам надо поговорить, — Ольга подавленно посмотрела на меня. Филигранно жертву из себя корчила.

С каменным выражением я вставил ключ в замочную скважину. Прокрутил, дверь открыл. А она притаилась позади меня, притихла, прижавшись к стене.

Страх. Интуитивно я ощущал его. Не мог спутать ни с чем. Ольга боялась чего-то. Полагаю, очередного моего срыва на нее.

— О чем?

Она глухо хмыкнула, заставив меня обернуться на нее через плечо.

Не хмыкнула. Всхлипнула. Она плакала.

Ну началось...

— О тебе... о нас, — проскрипела она срывающимся голосом, носом шмыгнула, прекрасно зная, как я ненавижу всю эту "сырость", которую она разводит с завидной регулярностью.

— Это будет бессмысленный разговор, ты же знаешь. Нас не может быть. А то, что было в юности и твои фантазии — не в счет, — ответил я как можно спокойней. Как можно вежливей.