Прости за любовь
Шрифт:
Растираю ладони, чтобы хоть чем-то занять свои руки. Воспринимает, как отсылку к тому, что замёрзла. Выбрасывает окурок и, зацепив мои пальцы своими, ведёт по аллее к подъезду дома.
Боже, не сгореть бы со стыда.
Сама его поцеловала. Объясняться как будешь?
От беспокойных мыслей отвлекает разговор консьержа и двух людей, одетых в полицейскую форму.
Что-то случилось? Кто-то вызвал?
Поднимаемся по ступенькам.
Как назло, лифта внизу нет. Приходится
Непроизвольно заливаюсь краской под внимательным взором сотрудников правоохранительных органов.
— Какие-то проблемы? — недружелюбно интересуется Марсель, отодвигая меня за свою спину.
— Разве?
— Уточняю.
— Нет никаких проблем.
— Но можно организовать, — подключается второй.
— Ну давай, организуй. А лучше объясни своему сопливому напарнику, что шутки шутить бывает опасно для здоровья.
— Марсель… — дотрагиваюсь до его предплечья, призывая тем самым к спокойствию.
— Слушай, Фёдор Ильич, мне кажется, я видел где-то его лицо, — прищуривается молодой. — Не на фотороботе случаем? В розыске у нас не числится?
— Да вы что? Какой фоторобот? — вмешиваюсь я, кожей ощущая идущее от Абрамова напряжение.
— Не, погоди, его по телеку показывали. Точно! В группе какой-то поёт. У меня дочь смотрела с ним программу.
— Да ладно?
— Наш этаж, — довольно громко извещаю, когда лифт останавливается на шестнадцатом. — Позвольте, мы выйдем
— Разумеется.
— Мож автограф тогда на прощание, звезда?
— Обойдёшься, — бросает Марсель, пропуская меня вперёд.
Выхожу.
Краем глаза случайно замечаю, что синим горит кнопка девятнадцатого этажа и сердце, толкнувшись о рёбра, перестаёт биться.
Лифт уезжает.
— Идём.
Не двигаюсь с места.
— Марсель…
Паника накрывает так внезапно, что я не могу с ней справиться.
— Что такое? — парень встревоженно на меня смотрит.
— Денис.
— Денис? — не понимает, причём тут он.
— Они приехали за ним, — выпаливаю, ощущая как тело пробивает дрожь.
— С чего ты взяла?
— Девятнадцатый. Там его квартира.
— Это какая-то ошибка. Дэн здесь не живёт, — отрицает уверенно.
— Живёт. Он… Он очень просил открыть ему. Настаивал на встрече с Полиной. Хотел побыть с ней. Сказал, что у него нет времени…
— Тихо, не нервничай, объясни нормально.
Сглатываю, успокаиваюсь, а затем, глядя ему в глаза, говорю:
— Его посадят, Марсель. Он с ними что-то сделал…
Глава 27
Марсель
Верно говорят, беда не приходит одна. Сперва случается весь этот ужас с Филатовой. Потом выясняется, что друг, в порыве мести находит виновных и совершает в одиночку расправу над ними. Теперь вот на очереди
встреча с отцом, которого готовят к операции на сердце. В общем, всё не слава Богу.Собственно, а как давно я к этому Богу обращался? Не помню когда.
— Сынок…
Мать спешит ко мне с другого конца коридора.
— Молодой человек, будьте добры, наденьте халат, его вам выдали не для галочки, — ругается медсестра, сидящая за стойкой.
Надеваю, а уже в следующий момент меня обнимают родные руки.
— Привет, мам.
Она встаёт на носочки, оставляет тёплый поцелуй на моей щеке и, отклонившись назад, с тревогой в глазах разглядывает.
— Как ты, дорогой? От дедушки узнали про Дениса. Я… Даже не знаю, что сказать.
— Да что тут скажешь, мам. Ему грозит реальный срок.
— Полина знает?
— Его при ней забирали.
— Кошмар, — прижав ладонь ко рту, качает головой. — Какой-то беспросвет кругом. С кем она? С Илоной?
— Нет. Всё это время с ней была Джугели.
— Тата? — переспрашивает удивлённо.
— Да. Она приехала в Москву сразу после случившегося.
— Правильно. Поле сейчас, как никогда, нужна поддержка.
— Петька и Сонька дома?
— Петя да. Представляешь, за неделю до нашего отъезда заболел гриппом. С ним сейчас бабушка, — тяжело вздыхает.
— Ты не переживай. Всё будет хорошо.
Кивает, но по щекам катятся слёзы.
— Не надо, мам. Не плачь, — осторожно заключаю в объятия её хрупкую фигуру.
— Я так боюсь, сынок… — признаётся тихо. — Когда-то врачи называли нам эти сроки, понимаешь?
Её беспокойство передаётся и мне. Страшно даже представить, что именно она подразумевает под словом «сроки».
Конечно, все мы (имею ввиду отпрысков) были в курсе батиных проблем со здоровьем. Видели бесконечный приём лекарств, знали про ежегодные обследования, но… Тогда это воспринималось как данность. Казалось, что просто всегда так будет и ничего плохого не произойдёт.
— Медицина не стоит на месте. Уверен, батю починят. По-другому быть не может, — сглатываю ком, вставший в горле.
— Угу…
— Держись, ма, — целую её в макушку. — Могу я зайти к нему?
— Да, там девчонки, — отступает на шаг, чтобы привести лицо в порядок.
— Что по деньгам? Я переведу, сколько нужно. Врачи хорошие? Может, за границей лучше бы операцию сделать?
— Мы советовались. Все утверждают, что делать надо здесь. Специалисты, оборудование, реабилитация. Всё на высшем уровне.
— Значит здесь. Когда операция?
— Послезавтра утром.
— Так скоро?
— Ты иди к нему, а то там медсестра должна прийти брать анализы.
Провожает меня до палаты.
Какое-то время стою перед дверью, настраиваясь, а потом, сжимая пальцами ручку, захожу.
— И она мне такая: «Абрамова, если не хочешь вылететь отсюда, сними корону с головы. Ты никто и звать тебя никак. Бездарность и посредственность в чистом виде». Нет, ну скажи, разве это нормально, па? Совсем офигела, грымза старая!