Прости за любовь

Отец смотрит на меня.

София тоже поворачивается. Вытаращив глаза, вскакивает с постели и с громким возгласом «Марсель!» несётся в мою сторону.

— Ты!

Чуть с ног не сбивает. Применяет излюбленный удушающий. Прижимается к груди.

— Привет, хулиганка, — дёргаю за левую косу.

— Я же говорила! Говорила, что он придёт! — отстраняясь, произносит довольно. — И от него не пахнет алкоголем вроде…

— Вроде, — хмыкает старшая.

— Не-не. Он трезвый, хоть и выглядит плохо.

— Рано радуешься, ещё не вечер.

Встречаемся глазами с Милой.

Вот ведь язва.

— Идём, София, поищем маму. Она хотела зайти в буфет.

— Подожди, какой буфет, блин! Дай побыть с ним немножко. Завтра он опять улетит на концерт.

— Потом. Идём я сказала, — настойчиво подталкивает мелкую к двери.

— Ну Милан!

— Глупая, что ли? Им наедине поговорить надо! — шипит на сестру и несколько секунд спустя хлопает дверь.

Молча стою, засунув руки в карманы.

Неуютная, почти звенящая тишина, напрягает, но сложно начать разговор, когда за плечами неприглядная история, подобная нашей.

— Что ты стоишь там? Иди сюда, — доносится до меня голос отца.

Шагаю к стулу. Чуть развернув его, сажусь.

— Выглядишь и правда дерьмово, Младший, — повторяет замечание Соньки. — Что за новость о том, что надумал уходить из группы?

Вот так запросто заводит разговор. Будто и не было между нами того конфликта.

— Так решил, — пожимаю плечом.

— Странное решение. От проблем оно тебя не избавит.

— Зато Я перестану быть проблемой. Для друзей, Илоны и лейбла.

— Что в итоге с Илоной? Не сложилось у вас, как понимаю?

— Нет.

— Н-да, как писал Александр Сергеевич: «Болезнь любви неизлечима». Безнадёжен ты в этом плане. Честно говоря, я думал, что со временем ты забудешь дочь Амирана. У тебя всегда было столько девчонок…

— Ты мать забыл? — бросаю в лоб. — Вы ведь тоже расставались.

— Не забыл.

— Тогда какого дьявола ждал от меня чего-то другого?

Разводит руками.

Ему явно нечего сказать в ответ.

— Ты поступил подло.

— Не отрицаю.

— Совесть не мучила?

— Иногда.

— Я страдал по ней все эти годы!

— Разлука для любви — то же, что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильней, — произносит задумчиво.

— Вы столько времени молчали! — возмущённо напоминаю. — Беркут, ты, она!

— Уже как есть, сын. Прошлого не вернуть. Тогда мне казалось, что её исчезновение тебя вылечит. Теперь впору просить Того, кто сверху, об обратном. Вижу ведь, как загибаешься. Твои пацаны сказали, ты опять раскодировался? На хрена?

— Бать, всё. Давай не обо мне сейчас.

— Нет уж, Кучерявый, давай о тебе, — чеканит жёстко. — Надо серьёзно поговорить. И сперва ты внимательно меня выслушаешь, ясно?

Киваю, исподтишка его разглядывая.

С сожалением отмечаю, что за те месяцы, в которые мы не виделись, сдал отец прилично.

— Прямо, как есть скажу. Девчонкам не могу, а ты знать должен. Потому что такие сюрпризы, ну его к чёрту. Лучше заранее быть готовым.

— Ты о чём?

В глотке пересыхает. Пульс учащается.

Мне его монолог уже заранее не нравится.

— Если так случится, что во время операции или после я отойду в преисподнюю…

— Бать…

— Не перебивай! — злится, и я смиренно затыкаюсь. — В общем, мне важно, чтобы ты осознавал, Марсель: семья будет на тебе. Мать, девчонки, Петька. На твои плечи ляжет большая ответственность и мне хотелось бы быть уверенным в том, что ты с ней справишься.

Смотрим друг на друга неотрывно.

Глаза жжёт так, будто туда кислоты плеснули.

— Не говори мне такие вещи. Заплатим сколько потребуется. Врачи сделают всё как надо, — убеждаю в этом нас обоих.

— Возможно и сделают, но предугадать, как поведёт себя мой организм, нельзя. Я общался с хирургом лично. Так что в полной мере осведомлён о рисках и процентах. Тут как повезёт…

— Ты не можешь нас оставить.

Звучит очень по-детски, но я… Я не в состоянии принять ту информацию, которую он столь спокойно преподносит.

Все мы привыкли к тому, что родители просто с нами есть. Задумываемся ли мы о том, что может быть иначе?

— Мой сын — не алкоголик и не наркоман, как пишут СМИ. Плевать на мнимые доказательства. Я не верю в это. Он не слабак. Он из другого теста, верно? Там есть характер, сила и воля.

Стыдно пиздец, но глаз не опускаю. Выдерживаю его пристальный, тяжёлый взгляд.

Так было всегда.

— Самое время привести в порядок свою жизнь. Собрать волю в кулак. Избавиться от всей той дряни, к которой ты по глупости пристрастился, и вернуть себе способность трезво мыслить. Пообещай, что сделаешь для этого всё возможное.

— Бать…

— Слово мне дай, Абрамов, — требует сердито.

Картинка плывёт.

Стискиваю челюсти до хруста.

Киваю.

— Слово… — давит он упрямо.

— Обещаю.

— Вот и прекрасно, — хлопает по плечу. — Держи его, как держала Джугели своё. Признаться, её поступок достоин уважения. Беркут — трепло! Так и знал, что он однажды расколется!

Дверь открывается. В палату заходит медсестра.

— Ян Игоревич, день добрый!

— Опять дырявить меня пришла, Елена Алексеевна?

— Ага. Контрольная экзекуция. Пять пробирочек приготовила.

— Каждый день ходит! Всю кровь из меня выкачала уже.

Женщина смеётся.

— Ой, это сын ваш? — разглядывает меня, не скрывая любопытства. — Красавец какой! Вы так похожи!

— Да уж, где мои двадцать два… — хмыкает отец.

— Там же где мои, — вздыхает медсестра. — Ой! Забыла кое-что, дура! Сейчас вернусь, мои хорошие. Вы пока прощайтесь. Буду вынуждена выгнать одного из вас, когда вернусь.

Бежит к двери. Снова остаёмся вдвоём.