Прости. Забудь. Прощай
Шрифт:
— Ты убиля его, бабушка?
— Нет, маленькая. Выстрелила в воздух, он и убежал. Глупый! С него и
испуга хватит.
Студень, как ни странно, Софии понравился, в отличие от многих других привычных для нас продуктов, которые она раньше, не стесняясь, отверга-ла. Попробовав мое угощение, она неожиданно попросила:
— Знаешь что! Есть тут один старый глухарь. Помирать ему скоро. Так
я его лучше завалю, и ты мне на Рождество вот такой же холодец сделаешь.
Хорошо? Многие продукты ей были не по душе. Особенно тушенка.
— Консервы? Зачем, когда
Я терпеливо объясняла, что если куда-то идешь на один-два дня, то
это нормально, а если дольше, оно же испортится! София несогласно крутила
головой — Тьфу! Гадость! Пахнет мертвецом!
И тут же интересовалась, как это мясо так ловко закрыли в банку.
Ее метод консервации, которому она научилась от матери, был прост.
Завалив лося, София щедро пересыпала тушу солью, которую обменивала для
этих целей мешками. Затем разрезала мясо на части и тщательно заворачива-ла в толстую строительную пленку, идущую обычно на теплицы. Мой муж доставлял ее Софии по мере надобности рулонами. Потом она зарывала пакеты
в мерзлоту.
Вернувшись как-то из очередной поездки в Крым к маме, я угостила
Софию вином и грецкими орехами. Вино ей понравилось, а вот орехи — нет.
— Кедровые все же лучше. От них сила чувствуется. Эти же… делают
меня ленивой.
30
Она расспрашивала меня про жизнь в городах, но их устройство казалось ей непостижимым, и единственное, что она поняла, это то, что «там
живут председатели». Космос тоже вызывал вопросы, но мои объяснения про
размеры вселенной и то, что звезды невообразимо далеко, София восприни-мала скептически. «Горы, вон, тоже кажутся далеко, но дойти-то до них все же
можно», — приводила она свой аргумент. Подарки категорически не любила и не
знала, что с ними делать. Принесенную мной сковородку назвала «кастрюлей
с хвостом» и никогда ей не пользовалась, а нижнее белье, переданное моей
мамой, аккуратно сложила и хранила в сундуке. Оказалось потом, что она его в
жизни не носила. Ни своего возраста, ни тем более дня рождения София не знала. «Зачем мне праздновать день рождения, когда я праздную каждый день» –
такова была ее нехитрая философия.
* * *
Нож съехал куда-то за спину, и до него невозможно было дотянуться.
Кровь заливала глаза и практически лишала возможности видеть. Волк продолжал неутомимо и методично вырывать куски полушубка с плеча и груди…
* * *
Сила у Софии была, можно сказать, нечеловеческая.
Как-то я заметила, что один из деревянных столбов калитки у дома Софии расшатался, и попросила мужа его поправить. Ему нравилась моя дружба
со старушкой, так как после Крыма, в котором я родилась и выросла, адапти-роваться здесь мне было трудно. Очень скучала без общения, пока муж был
на работе, и София была единственным взрослым человеком, с которым я со-шлась и могла
поговорить.Я прошла в дом, а муж остался у калитки, примериваясь, как лучше
укрепить наклонившийся столб с помощью захваченных из дома тяжеленного
молотка и топора. София приветливо кивнула мне и вышла на крыльцо. Спросила удивленно, увидев моего мужа с инструментами в руках:
— Иваныч? А что там за беда?
— Да вот жена вызвала. Столб, говорит, качается. Сама, небось, и рас-шатала. Гостей-то у вас, я слышал, немного. Пришел подсобить.
София проворно, а она только так и умела ходить, сбежала вниз и по-трогала столб рукой.
Разволновавшись, что муж меня ругает, как ей показалось, она сует-ливо заговорила:
— Да я сама сейчас. Пустяшное дело.
31
И на наших изумленных глазах она, поставив столб вертикально, несколько раз ударила сверху по его торцу кулаком.
— Ну вот, больше не шатается. Спасибо, Иваныч, за заботу.
Коля потрогал калитку.
— Трактором не свернешь.
София пригласила нас в дом, но муж отказался и, посмеиваясь, ушел, сославшись на дела.
Мы сидели друг напротив друга и пили из железных кружек чай. София
думала о чем-то и молчала. Потом она как-то по-особенному посмотрела на
меня и спросила:
— А что деток-то… только одна. Не выходит больше?
Я засмеялась:
— Муж тоже уговаривает, да мне что-то пока не хочется. С этим верете-ном еле управляюсь.
София с лаской, которой я от нее не ожидала, вдруг сказала:
— Ты молодец. Вижу, муж тебя любит. Только никогда не знаешь…
Сделала паузу.
— Придет муж с работы или нет. Проснется ли утром. А ребенок-то только один. Мужская судьба… она на небесах делается. Это женская — на земле.
Я о таких вещах в силу своего возраста еще не задумывалась и ответила беззаботно:
— Мы еще молодые, успеем.
На что София спокойно произнесла:
— Как знать. Может, и обойдется.
К этой теме София вернулась позже, но несколько с другой стороны.
Она готовила в печи свою основную еду — картошку и завела между делом такой разговор:
— Муж твой — человек занятый. На работе устает. Примелькалось ему
там все, да и дома тоже. Я знаю, что любит он тебя, но в костер, если щепку
не подбросишь, затухает он. А дровцами-то для огонька твое поведение должно быть и манеры верные. Я вот что скажу. Ты к его приходу подготовиться
должна. Малая не мешает, другие тоже время не крадут. Принеси-ка мне завтра
халатик, какой у тебя есть.
Я принесла. София оценила:
— Хо-о-о-роший халат! Не видала такого. Только главных деталей не
хватает. Белый горошек на синем — это красиво, но мало. Есть у тебя дома
какая-нибудь светлая материя? Еще ножницы нужны и нитки.
Материя у меня, конечно, была, и я тут же помчалась обратно, гадая, что София такого придумала. Через час вернулась и принесла все, что могло
32
подойти по цвету, а также целую коробку с иголками и разноцветными катушка-ми. София выбрала старый шелковый шарфик.