Прости. Забудь. Прощай
Шрифт:
подруженькой. Делюсь, и становится легче.
А еще она говорила:
— Мы рядом, пока о нас помнят.
Может быть, и вы, прочитав эти строки, помянете добрым словом рабу
Божью Софию.
37
чудо
С любовью,
посвящается брату Владимиру
Маленькие домики с деревянными крышами неторопливо паслись в
зеленой долине.
В пять часов ночь сняла с поселка свою дырявую шапку, и он медленно, как поднимающееся тесто, стал наполняться
из-под уходящих теней. Живи, в общем, и радуйся! Только не всем было хорошо этим утром.
Николай страдал…
Выпитый глоток воды из предусмотрительно оставленной на стуле
кружки ртутью наполнил его тело. Оно вжалось в постель, словно под воздей-ствием гигантской центрифуги в Центре подготовки космонавтов. Но в космо-навты Николай не собирался. А собирался он в магазин… Пока только мысленно. Закрыв глаза, виртуальный странник уверенно пробежался по хорошо
знакомому прилавку местного «Мыло-вина-гвозди», не задерживаясь на безли-ких дорогих напитках, пока не остановился на родной сестре выпитой им вчера
бутылки водки.
Желудок резко сжался от спазма до размеров яблока, и внимание
быстро переместилось к группе темных пивных посудин с веселыми синими
бушлатиками «Балтика».
Это придало сил, и Николай сел, упираясь в края покатого матраса.
С решимостью героя-летчика, пробующего протезы, и движением, напоминаю-щим прыгающего с трамплина лыжника, он встал на ноги. Окружающая среда
встретила его недружелюбно. Пройдя несколько шагов, Николай опустился на
стул, чтобы передохнуть.
День начинался скверно.
Жена должна была приехать от любимой тещи с «гуманитарной помощью» только через неделю, и вопрос финансирования приобретал гамлетов-ский оттенок. Соседок, натренированных женой за долгие годы, не стоило даже
брать в расчет. Бесправные коллеги по полу сами всегда блуждали в поисках.
Спасти могло только чудо.
Банкрот тяжело и глубоко вздохнул. Это сместило центр его тяжести
вперед, побуждая к действию, и он неуверенно встал. Сейчас Николай состоял
как бы из нескольких тел, вложенных одно в другое. Все они начинали дрожать, как желе на тарелке, от любого самого маленького движения, сливаясь в одно
маятниковое где-то в центре головы. Она тошнотворно кружилась, и, даже пол-38
39
ностью замерев, трудно было остановить этот изнуряющий ход. Сердце неожиданно выдало дробь и застыло стоп-кадром. Душа нерешительно выглянула из
темечка, отталкиваясь от немедленно вспотевших волос невидимыми ручками.
Под левой лопаткой резко и неприятно защипало, как если бы огромную новую
батарейку приставили контактами к мокрой спине. Казалось, что на голову на-бросили целлофановый пакет, внезапно и катастрофически прекративший до-ступ кислорода в легкие.
Страшно стало и темно.
Кто пил — тот знает!
Но тут
какая-то неведомая сила взболтнула сердце в груди, заставляясотрясаться пульсациями все тело, а легкие резко и сипло всосать воздух. Душа
смущенно ушла в пятки, а рот немедленно наполнился кислой ватой. Николай
вцепился руками в стол, стараясь не упасть, но уже понимая, что отпускает. Он
часто задышал и вытер с облегчением пот со лба.
Надо было что-то срочно предпринимать. Ноги тряслись. Треники, повидавшие трудные и долгие годы, безжизненно висели на нем, как сбитые
меткими пулями стрелков аэростаты в хронике военных лет. Жена постоянно
выбрасывала легендарные портки (на тряпки порвать боялась), но Николай неизменно возвращал их в свой ящик. Новые вещи он не любил и назидательно
повторял жене, что его самый лучший и удобный костюм — это трусы и майка.
Упругость свежего воздуха, ворвавшегося в открытую Николаем дверь, на мгновение толкнула его обратно в дом, но потом, как вакуумом, вытянула
наружу, заставив сделать несколько шагов на середину крыльца.
Тарзан (его Николай подобрал в лесу) радостно метнулся к ногам, бешено виляя хвостом. Хозяина он любил. Тарзан был собакой полудикой, недо-верчивой и злой, но к Николаю ласкался самозабвенно. Каждый раз, падая на
спину, он как бы говорил: «Вот он, мой живот! Кусай, если хочешь! Ты вожак!».
Хозяин никогда не кусал его, и не знавший доселе много ласки Тарзан
помнил это и ценил.
Николай потрепал собаку по холке и направился к колодцу. Студеная
вода помогла договориться с нежелающим ему принадлежать телом. Оно стало
неохотно, но все же отвечать на путаные приказы головы, и вату мышц замени-ла приятная бодрящая дрожь.
Дорога до магазина, к которому Николай угрюмо направлялся со
слабой надеждой подзаняться, пролегала вдоль железнодорожного полотна.
Станции в деревне не было, и до ближайшей надо было тащиться «мало не
покажется». На электрички Николай не обращал внимания. Ну, бегают себе и
бегают. Хотя некоторая польза, конечно, была. Совсем уж точное время никому
40
не нужно в деревне, но и без часов тоже нельзя, а тут кукушка на колесах. Вот
первая пошла. А это двухчасовая, после перерыва, а вот и последняя…
Николай отвлекал себя на пути к станции такими вот разными мыслями. А до нее было еще… Дожить бы! Кстати! Николай притормозил на минутку, достал из-за пазухи крестик, сотворил быструю молитву любимому святому
Николаю Угоднику, как он это всегда делал в трудные минуты своей жизни, и
зашаркал вперед.
Воздух к полудню как будто загустел и остановился в дреме. Легкие на-полнялись неохотно, и даже пчелы, перелетая с цветка на цветок, недовольно
ворчали. Жжжжжжжара!
Теплый воздух гнал их вверх от вкусной пищи, и их полосатые тушки
лениво сопротивлялись восходящим потокам.
Ход мыслей прервала грохочущая электричка. Идет. Воняет пылью.
Все как обычно, и тут! Из проходящего открытого окна выпорхнула какая-то