Прости. Забудь. Прощай

удалось выучить:

— Как те-бья зо-вут?

Мальчик занервничал и, вместо того чтобы назвать свое имя, торопливо выпалил:

— Я дрова могу рубить. Любые.

И показал, как он умеет это делать. Сразу стало ясно, что самого про-цесса малыш никогда не видел, а то, что он изобразил было больше похоже на

то, как мальчишки сражаются друг с другом на палках или уничтожают заросли

крапивы. Тут всех остальных детей как будто прорвало. Они окружили нас с мужем и стали наперебой выкрикивать:

— Я могу картошку чистить.

— А я мыть полы!

— А я…

— А я…

Я заметила худенькую девочку, сидящую тихонько в стороне от всех, на стульчике, и не принимающую участия в этом разноголосом хороводе засти-ранных бесцветных платьиц и рубашечек. Подошла к ней. Спросила:

— А что ты тут одна сидишь? Не подходишь…

Девочка посмотрела на меня и серьезно ответила:

— Чего стараться? Я здесь останусь. Я ничего не умею делать и, — широко открыв огромные печальные глаза, она добавила: — И не хочу!

Мой муж радостно крутил головой по сторонам, разглядывая детвору, трогал стриженые шарики детских головок и счастливо улыбался. Каждый малыш старался оказаться под его ладонью хотя бы на миг, как будто это была

волшебная кнопка, от которой зависела его судьба.

52

Майкл попросил меня перевести то, что выкрикивали дети. Я перевела.

Улыбка с его лица сразу исчезла. Помню, что мы извинились и уехали, сославшись на нездоровье.

Два дня просто болели. По-другому не назовешь. Плакали, вспоминая

детские глаза, и представляли этих крох, придумывающих, как доказать свою

полезность в хозяйстве, считая, что иначе «ни за что не возьмут». Каждый

малыш отчаянно торопился любой ценой обратить на себя внимание, боясь

остаться незамеченным и упустить свой шанс…

Тогда же мы решили, что не ограничимся только одним ребенком из

этого дома.

Мы взяли девочку. Ту, которая уже ни на что не надеялась.

Первое время было трудно. Бедняжка объедалась. Она ела до тех пор, пока не становилось плохо. Даже по ночам, накрывшись одеялом. Сначала мы

не запрещали, понимая, как ребенку хочется все попробовать, но потом забес-покоились. В девочкиной комнате и ее вещах повсюду были припрятаны сладо-сти и фрукты. Раньше спрашивали, что бы ей хотелось покушать, и покупали

все. Потом стали говорить:

— Доченька, сегодня ты получишь что-то одно из того, что просишь, завтра — другое.

Лиза у нас славная! Умница! Потихоньку перестала жить как блокадни-ца. Отогрелась! Правда, иногда еще бывали случаи. Например, когда мы взяли

ее к морю, то она первое время носилась по пляжу, расталкивала ничего не

понимающих детей и кричала им громко по-русски:

— Моя вода! Мой песок!

Майкл тогда прижал ее крепко к себе и долго гладил, успокаивая.

Сейчас наша красавица говорит по-французски лучше, чем я. Честное

слово! У детей это быстро получается.

Марина посмотрела на часы.

— Слушай, Иришка, пойду. Пора. Безумно рада тебя видеть! Не потеряй

в очередной раз телефон. Звони хоть иногда!

Мы опять обнялись. Расставаясь, моя подруга сказала:

— Я уже решила. Того… с топором обязательно возьму. Привезу, и пусть

что-нибудь рубит!

53

How do you do, журАвлевы?

В доме Журавлевых царил переполох. Старшая дочка, Мария-2, приезжала погостить и везла жениха, чтобы представить родителям да показать

ему свои места родные. Радость-то какая! Конечно! Если б только не был он…

американцем. Самым настоящим, как их зовут по всей России, америкосом!

Международного опыта у Просто Марии Сергеевны не было, и она, как всегда

в трудные моменты, созвала совет, нуждаясь в поддержке близких и проверен-ных людей.

Дед Алексей сразу начал возмущаться:

— Нашего, что ль, не могла найти? И где они только умудрились по-знакомиться?

— Да по Интернету этому, — выдавила Мария Сергеевна. — Лучшая подруга, Наташка, замуж таким образом выскочила. Приятель ее мужа как увидел

фотку, где Наталья с нашей на дискотеке в институте танцует, пристал к нему –

познакомь. Запал на нее очень. Так и начали переписываться. Там кнопка

какая-то есть. Что Машка ни напишет, сразу на ихний переворачивает, и наоборот. Год знакомились. Теперь вот парень к ней прилетел, предложение сделал.

— А как же они сейчас без кнопки понимают друг друга? — не унимался

дед.

Фролов усмехнулся:

— Ты думаешь, в их возрасте языки для этого надо знать?

— Итак! Возникли две небольшие проблемы, и их надо разрешить до

приезда детей, — сидя в старом деревянном кресле, вещала Мария Сергеевна, без конца поправляя съезжающую набок косынку. Эта деталь делала совещание еще более похожим на знаменитую картину «Совет в Филях», на которой

Кутузов с другими военачальниками решал, как держать оборону Москвы.

— Первое — это… Кнопки у нас нет и не будет. У единственного перевод-чика, Кольки, по английскому двойка с плюсом. Учителка нашу семейку любит, как вошь хлорку.

— Второе — сортир! Только жених первый раз туда сходит… Там мы его

и потеряем. Есть предложения?

Неизвестно, какая из двух небольших проблем поразила собравшихся

больше, но воцарилось тяжелое молчание.

— Это я и без вас знаю, — рассердилась Мария Сергеевна, — но делать-то что будем?

Взлохматив волосы, после паузы, она сказала уверенно:

— Значит так! Нужник наш, наверно, еще татарами построен. Ты, Степан, купишь материалы, что полагаются, и за работу. Старый мы временно

заколотим. Новый рядом поставим (позже на ремонт сарая пойдет) и ведерко

54

туда приспособим, чтобы под яблоньки потом выносить. С английским сложнее.

За десять дней трудно будет освоить. Если бы хоть месяц… Но у нас его нет.

Придется идти на поклон к Колькиной англичанке. Она давно на нашу козу за-глядывается и кашляет каждый раз, когда я мимо прохожу.