Просто мы научились жить (2010-2012)

Вот уже неделю тянулись эти сумасшедшие, яркие, сводящие с ума отношения. Стремительно и сладко развивались они с того дня, как Лиза, зажмурившись, отправила первое сообщение с предложением дружить той, что снилась ей каждую ночь и чье фото прочно поселилось на рабочем столе домашнего ноутбука.

Предложение дружить было принято практически сразу, и, уделив немного времени знакомству и приличествующим случаю формальным вопросам, они принялись наперебой кокетничать и отпускать многозначительные намеки.

С тех пор каждое утро начиналось с звукового сигнала пришедшего сообщения, и каждый вечер (а вернее ночь, потому что прощаться было совершенно невозможно, и каждая беседа затягивалась далеко заполночь) заканчивался засыпанием рядом с открытым ноутбуком.

На работе было труднее: только теперь Лиза поняла, как неудобно сидеть за столом не у стены, а посредине кабинета: ходящие за спиной коллеги, конечно, не смотрели в ее монитор, но вероятность случайного взгляда заставляла стыдливо сворачивать окно переписки и прятать за рабочими документами.

– Хочу, – решившись, написала она и, замерев, приготовилась ждать ответа. Однако, вопреки ожиданиям он пришел быстро:

– А как ты меня хочешь?

В Лизиной голове моментально пронеслась серия ярких картинок на тему «как», «где» и «каким образом». Она сжала ноги под столом, глубоко вдохнула и ответила:

– Перестань меня мучить. Если я отвечу, как, то уже не смогу работать.

– Ну и к черту твою работу, – появился ответ, – думать ни о чем не могу, кроме твоего тела, сладкая моя.

Блин! Блин! Блин!

Лиза вскочила со стула, подбежала к окну и высунулась наружу в тщетной попытке поймать хоть чуточку холодного воздуха. Но середина дня, лето лишили ее этой надежды. Пришлось возвращаться назад и отвечать:

– Я тоже только о тебе думаю. С ума по тебе схожу. Когда мы увидимся?

На этот раз ответа пришлось ждать долго. Лиза места себе не находила – отходила от компьютера, и тут же бежала обратно. Закрывала окно и открывала снова. Она даже не заметила, как вернулись с обеда коллеги и только просьба соседки перестать барабанить пальцами по столу чуть-чуть вернула ее в реальность.

– Уверена, что это хорошая идея? – Появилось в «окне». – Вряд ли у нас получится просто побеседовать.

– Плевать, – набрала Лиза, дрожа и допуская ошибки, – я хочу тебя видеть.

И снова долгая, сводящая с ума пауза, и долгожданный ответ:

– Хорошо. Завтра.

Вопль, который испустила Лиза, надолго привлек к ней внимание коллег, но ей было плевать: она вскочила на ноги, запрыгала по кабинету, напевая от счастья. Пробежалась еще раз до окна, поцеловала в макушку заглянувшего на шум Шукшина, вернулась на рабочее место и написала:

– Я самая счастливая женщина на свете. А завтра буду еще счастливее!

Улыбающийся «смайлик» был ей ответом.

Глава 19.

Что-то изменилось, но что именно – Женька никак не могла сформулировать. После ссоры и примирения с Мариной, когда они заснули, обессиленные, на одной полке, обнявшись, она проснулась среди ночи от того, что затекла рука под Марининой щекой, и больше уже не смогла заснуть.

Было странно очень пусто внутри – как будто система правил, выстраиваемая годами, вдруг дала течь и растеклась блестящей лужицей по немытому полу.

Так легко было ненавидеть все эти годы. Легко было жить, понимая, зная, кто виноват во всем, и на ком ответственность за случившееся и за все, что было после. А теперь вдруг оказалось, что все по-другому. И виноватых нет, и человек, записанный в смертельные враги, вовсе даже не враг.

Женька чувствовала физически, как рушатся в ее груди годами выстраиваемые стены и бастионы, и пугалась этого разрушения. Она скосила взгляд на Марину, сладко сопящую рядом, и дернулась от неожиданного ощущения нежности к ней. Такая маленькая, и такая красивая…

Что-то поднималось, расцветало внутри, и ощущения эти были до ужаса похожи на те, старые, еще домаринины, еще допитерские и даже доабхазские – ощущения бесконечной свободы и права выбирать то, что тебе нужно. И не просто выбирать, а желать этого всем сердцем, каждой клеточкой своего существа. И – о ужас! – идти и брать то, что тебе нужно.

Марина пошевелилась, и горячее дыхание обожгло Женькино ухо.

– Ты чего не спишь?

Руки дернулись привычно – оттолкнуть, послать, но Женя остановила их, и только крепче обняла Марину. Ее теплое тело было таким родным, таким знакомым, и – казалось – безвозвратно утерянным.

– А ты чего? – Хрипло спросила она, чувствуя, как Марина поворачивается, пытаясь уместиться удобнее на узкой полке, где вдвоем, конечно же, было безумно тесно, и как ее пальцы проходят по напряженным мышцам живота и ладонь вдруг накрывает лобок.

Перехватило дыхание, заколотилось сердце. Не было, не было в этом жесте ничего сексуального, ровным счетом ничего! Просто они всегда так спали – тогда, раньше, когда жили вместе, когда любили друг друга. Маринина голова на Женином плече, ладонь на лобке – и значит, все хорошо, все спокойно, завтра будет новый день, такой же чудесный и полный открытий, как этот.

По изменившемуся тембру дыхания Женя поняла: заснула. Не дождалась ответа на вопрос, да и был ли он, этот вопрос, осознанным или всего лишь мороком беспокойного сна – кто знает?

Она зевнула, и, успокоенная, закрыла глаза.

А утром пришла реальность. Реальность, в которой были затекшие руки, уставшие от неудобной позы мышцы спины, и смущенные взгляды, которые некуда было деть и некуда спрятать.

Марина вела себя как ни в чем не бывало – переодеваться ушла в туалет, вернулась оттуда только через час – чистая, пышущая свежестью и красотой.

– Тебя на обратном пути не растерзали остальные пассажиры? – Женька выглядела не в пример хуже, под ее глазами расплывались круги, а на лице до сих пор были видны следы подушки.

– Нет, – неожиданно серьезно ответила Марина, – они воспользовались другими вагонами. Котенок, ответь, куда мы все же едем?

Ах, да, и правда – она же так и не сказала. И теперь, когда они уже проехали Таганрог, и стало ясно, что путь их лежит дальше, придется отвечать.

Женька жестом пригласила Марину присесть, подвинула к ней стакан со свежим кофе, отпила из своего и сказала: